Вторая молодость Фаины - стр. 29

А вот гибель семьи брата Фаины Андреевны и поспешный отъезд её матери за границу, были как будто бы финалом в череде странностей, вокруг семьи помещика Стрешнева.

И выбивалось из всего этого то, что Фаина не умерла, а неожиданно пришла в себя, что рушило кем-то очень тщательно выстроенный план.

Так Порываеву и сказал Аркадий Никифорович:

— Понимаете, Алексей Сергеевич, не верю я в такие совпадения, и быстрое разорение семьи, и гибель всех наследников. Нюхом чую, что здесь надо искать того, кто основную выгоду получит.

«Нюхом чую» было известное выражение Аркадия Никифоровича. И когда он его произносил, то это означало, что совершено преступление.

Вот и сейчас Аркадий Никифорович «нюхом почуял». А Алексей Сергеевич, вздохнув, подумал, что не надо было ему связываться с этим делом, у самого проблем достаточно.

Но потом вспомнил тонкую фигурку и упрямый взгляд и понял, что вариантов-то у него и не было.

Подумал: — «Интересно, как там она? Доехала ли до Екатеринбурга?»

***

Фаина

«Куда я еду?» — думала я, выслушав рассказ Михаила Ананьевича, который сейчас, прикрыв глаза либо делал вид, либо и правда дремал.

По всему выходило, что семейное поместье Стрешневых, было передано сыну Андрея Стрешнева по дарственной от отца. В поместье входила земля, на которой стояли две деревни Становская и Пышминская, между деревнями протекала река Берёзовка, и на реке стоял семейный дом помещика. Неподалёку от дома была пасека, которой как раз занимался брат Фаины Иван Андреевич Стрешнев.

Ну, это я всё примерно знала из тех документов, которые мне передал нотариус.

А вот то, чего не было в документах, мне поведал городской глава.

— Брат ваш с супругой были найдены застреленными в начале февраля. Да и обнаружили их не сразу, только спустя несколько дней. Зима.

— А ребёнок? — похолодев от ужаса, спросила я, — Неужели никого рядом не было? Слуги?

— Так из слуг у брата вашего только старый Кузьма оставался, он то как раз и сообщил, что в доме хозяина беда.

Михаил Ананьевич тяжело вздохнул, и потёр лоб рукой, словно вспоминая, что там было, после чего продолжил:

— Просто сразу добраться до города никто не мог. Снегом дороги завалило. А у нас, знаете ли, не как в Петербурге, если завалит, сразу не расчистить.

— Так, а ребёнок? — повторила я свой вопрос, начав нервничать, а то, что он мне всё про снег.

— А-а, — спохватился Михаил Ананьевич, — так со старым слугой она была. Кузьма так и рассказал, что мать собрала и отправила его с девочкой в ближайшую деревню.

Я задумалась, так живо представила себе, как старик в тулупе идёт через сугробы с маленькой, тоже в тулупчике, из-за чего она похожа на бочонок, девочкой в платочке и тёплой шапке.

У меня сразу возник вопрос, но я не стала задавать его вслух: — «Почему мать отправила старика с малышкой в деревню? Почему они сами остались в доме?»

Выяснилось, что пасекой с тех пор никто не занимался, дом никто не охранял, старый Кузьма продолжал жить там же при доме, но чем занимался и на что жил никто не знает.

На мой вопрос, а почему?

Господин Нуров ответил:

— По закону, если наследники не находятся в течение шести месяцев, то землица продаётся с молотка.

— И, если на земле никаких дорогих строений нет, то и цена соответственно невысокая, — продолжила я незаконченную, как мне показалось, мысль градоначальника.