Вторая Мировая – война между реальностями - стр. 47

Обратим внимание – речь идет не о моторизованной пехоте, а об обычной пехоте, временно посаженной на транспорт, выделенный из состава РГК. Во многом именно теория глубокой операции, а вовсе не «блицкриг», стала порождением бедности – недостаточного уровня моторизации войск, когда из массы армии предполагалось выделять автономный кулак, по своей подвижности многократно превосходящий основные силы. Задачей этого кулака являлся не удар по уязвимым точкам вражеской тыловой структуры с последующим перехватом коммуникаций, а «размягчение» самой обороны вкупе с противодействием вражеским подвижным резервам, перебрасываемым к месту прорыва из тыла либо с других участков фронта.

Именно такими виделись действия механизированных сил творцам теории «глубокой» операции. Необходимость существования чисто моторизованных сил ставилась под сомнение – через пять лет уже упоминавшийся нами выше Ф. Новослободский в своей статье повторял то же самое:

Проще говоря, моторизация пехоты – отдельно, танки – отдельно. Если мы не имеем средств на полную моторизацию, хотя бы в масштабах объединения, тогда отдадим приоритет танку как средству, дающему реальное и решительное превосходство, пусть лишь в определенном месте и в определенный момент. Между прочим, это один из вариантов все того же принципа Гудериана «Klotzen nicht Kleckern!» – «Бейте, а не шлепайте», то есть не пытайтесь достичь успеха везде, а сосредотачивайте максимум наличных средств и ресурсов в одном месте, где вы чувствуете себя наиболее сильными.

В данном случае Советский Союз, не имевший к началу 1930-х годов вообще никакой автомобильной промышленности, не мог даже надеяться соперничать с крупнейшими армиями мира по уровню моторизации. Но использование танков давало шанс уравновесить это отставание достижением преимущества в другой области – поэтому нет ничего удивительного в том, что советская военная теория сделала основной упор на танки, а не на подвижную войну, сиречь «блицкриг». Хотя, как мы убедились, еще на рубеже десятилетий Калиновский прекрасно понимал суть блицкрига, сформулировав ее гораздо яснее, чем Гудериан.

Впрочем, спор о том, кто же был истинным «отцом» теории блицкрига – Гудериан, Фуллер, де Голль или Калиновский – не имеет особого смысла, ибо надо учитывать одну важную вещь: на поле боя войска руководствуются не книжной теорией, а практическим опытом, полученным в ходе предыдущих боевых действий. История не знает случаев, когда те или иные теоретические достижения позволяли добиться решающего перевеса над противником. Даже введение технических новинок давало эффект только тогда, когда сопровождалось технологической возможностью применения подобных новинок в массовом порядке. Что с того, что дредноутную схему линейного корабля придумал в 80-х годах XIX века русский инженер Степанов, если впервые она была использована англичанами двадцать лет спустя? Первые многомоторные бомбардировщики были спроектированы и построены в России и Италии – но на ход боевых действий Первой мировой войны это не оказало ровным счетом никакого влияния и волнует сейчас только любителей искать родину слонов в своем Отечестве. Зато реактивные истребители, причем второго поколения, впервые массово применил Советский Союз, сразу же добившись весомого влияния на ход боевых действий в Корее. И это при том, что технический приоритет в создании и применении реактивной авиации, безусловно, принадлежит немцам, а превосходство в общем количестве реактивных машин к началу 1950-х годов, безусловно, держали Соединенные Штаты Америки.