Встретимся в раю, дорогой - стр. 60
Лариса Ивановна, похоже, совсем не пьянела. Алкоголь действовал на нее по-другому, наливал, напитывал ее какой-то яростной силой. Как металл, накаляясь, краснеет, изнутри наливается малиновым светом, вот такой же становилась Лариса Ивановна.
Едва закончилось выступление президента, пробили куранты, и завершилась трансляция гимна, она выключила телевизор.
– Оставь, – попросил он.
– Не люблю, когда мельтешит. Не расслабишься. Свет я тоже погашу.
Лариса Ивановна метнулась к выключателю, он находился на стене у двери. Вернувшись в постель, она прильнула к нему, как к роднику. Ищущую руку запустила ему под пижаму, прижала ладонь к животу. Рука у нее оказалась ледяной, он вздрогнул.
– Не дрожи, – сказала она. – Сейчас согреешься.
– Сейчас кто-нибудь войдет, – возразил он.
– Ис-клю-че-но, – по слогам отбила она слабое его утверждение.
– Почему ты? – поинтересовался он.
– Начальник велел о тебе позаботиться.
– Он разве это имел в виду?
– Нет. Но я – это.
– А муж?
– Причем здесь муж? Муж старше на десять лет, и это уже сильно сказывается. На мне. Хочется уже напиться молодой силы, подзарядиться еще на какое-то время. Ну, а новогодняя ночь для того и существует, чтобы мечты сбывались. И сейчас, и на будущее. Грустно, конечно, но что делать… Ты что, против что ли?
– Я не против, не сомневайся, – капитан с сожалением погасил легкую протестную волну, пришедшую из той части его души, где все складывалось иначе. В конце концов, Варвара сама во всем виновата. Сама обаяла, и сама же пропала невесть где. Он обнял Ларису Ивановну, прижал к себе. – Как-то не похоже, что ты фарфоровая, – заметил ей.
– А ты не верь всему, что тебе говорят. Или делай поправки, допускай исключения. К тому же есть еще кое-что…
– Что?
Она сделала несколько круговых движений ладонью вокруг его пупка, согревая руку трением, и неожиданно скользнула ниже. Растопырив пальцы, накрыла все, что смогла. Но смогла не все, потому стала водить ладонью вверх-вниз.
Александр закрыл глаза, прислушиваясь к реальности, которая приходила к нему в ощущениях. Значит, так тому и быть, решил он. Не в его правилах было отказывать женщине. Даже когда следовало. Тем более что не следовало никогда.
7. Тихая кустодия
Железные, непреклонные руки развернули подполковника Доманского лицом к стене. Такие же железные, но очень проворные пальцы быстро и тщательно ощупали, облапали. Сан Саныч спокойно дал себя обыскать, он знал, в такой момент лучше не сопротивляться. Это было неприятно, но недолго. Через мгновение его пистолет был извлечен из кобуры под мышкой и передан старшему группы захвата, который визуально отличался от других лишь блестящей кокардой на темно-синем околыше фуражки с невысокой тульей, и более напряженным выражением лица. Глаза его, однако, полнились и светились неподдельным интересом. А вот глаза остальных троих светились ртутным зеленым, как подсветка шкалы настройки у старинных ламповых радиоприемников.
Все четверо тихих были одеты в подпоясанные широкими ремнями гимнастерки без погон, и брюки галифе. На головах – фуражки. На ногах – высокие начищенные сапоги из мягкой хромовой кожи.
Старший с почтением, обеими руками принял изъятое у Сан Саныча оружие. Повертел пистолет в руках, разглядывая, сказал «Ого!», после чего сунул его за пояс.