Встречный бой штрафников - стр. 34

– В какую роту? – искренне удивился майор Лавренов.

– В Восьмую гвардейскую, товарищ майор, – с той же непосредственностью отрапортовал Воронцов. С непривычки коньяк уже шалил в голове, приятным вязким теплом расходился по всему телу. Но надо было уходить. Чтобы не портить майору вечер. Не зря же он услал из штабного блиндажа всех, даже связистов.

– Подожди. В Восьмую гвардейскую… Приказ о твоем назначении в Восьмую гвардейскую, товарищ старший лейтенант, заметь, еще даже не гвардии… – Майор Лавренов сделал паузу. – … еще не подписан.

Игнатьева прыснула в ладонь, и Воронцов заметил, что у нее красивые руки. Красивые и ухоженные. Да, такое лицо, такая улыбка и такие руки могут свести с ума. Но надо уходить. Иначе неподписанное назначение так и останется не подписанным и завтра полетит вон в ту железную печь вместе с другими ненужными бумагами.

– А кто его должен подписать? – Майор Лавренов налил себе в рюмку коньяка и залпом выпил. И постучал себе пальцем в грудь. – Я. Могу подписать, а могу и не подписать. Я к тебе, Воронцов, еще должен присмотреться. Я тебя не знаю.

– Я в полку с зимы сорок второго, – сказал Воронцов.

– С зимы сорок второго… А сейчас зима сорок третьего.

Начинался пьяный бред. Наверняка майор Лавренов прибыл в штаб, уже хорошенько выпив. И эти три рюмки коньяка, как говорят в окопах, пошли уже не туда. «Но почему он не хочет меня отпускать, – недоумевал Воронцов. – Да и зачем вызвал среди ночи, когда у него в гостях красивая женщина?» И вдруг его осенило: значит, это ее условие – чтобы с ними за столом, в ночном блиндаже, был еще кто-то. Лучше незнакомый. Чтобы потом в полку не судачили. Старший лейтенант, прибывший из армейского офицерского резерва за назначением, для этого подходил идеально.

Воронцов не знал, как ему поступить. Если эта бутылка – последняя, то можно и остаться. А там все решится само собой, уступая самому себе, решил он и сел на табуретку. В то же время он проклинал и себя, и эту врачиху: не окажись здесь ее, он давно бы улизнул из штабного блиндажа и уже давил бы ухо в землянке по соседству. Землянка уютная, натоплена жарко. И он позавидовал офицерам связи, которые преспокойно спали сейчас на тесовых полатях, смотрели свои заслуженные сны в ожидании своего поезда, который мог прибыть в любую минуту.

Когда французский коньяк кончился, майор Лавренов, солидно отдуваясь и поблескивая Золотой Звездой, извлек из стола бутылку рома. Оттуда же достал пакет с закуской: хлеб, шоколад, мясные и рыбные консервы, порядочный кусок холодной говядины. Говядина на майора Лавренова, видимо, произвела особенно сильное впечатление. Он уставился на нее и сказал:

– Почему я об этом раньше не знал. Ярощук, черт бы его побрал, никогда толком ничего не сделает. – И он принялся резать говядину широким охотничьим ножом.

– Воронцов, – спросил он вдруг, – ты, случаем, не охотник?

– Охотник, – признался Воронцов.

– Правда?! – Майор Лавренов даже нож опустил. – А, ну да, в батальоне Солодовникова все охотники. Лось? Кабан? Или так, по перу?

– Дед у меня охотник, – сказал Воронцов. – А я… Меня он просто брал с собой.

– Ну, Воронцов, ты это должен знать – натаска на охоте дело наиважнейшее. Кабана-то валил?

– Валил.

– Ну вот. Как-нибудь сходим. Ружья у меня есть. Ты, Воронцов, не представляешь, какие у меня ружья! Трофеи. Зауер и Сын, с маркой «Три кольца»! Стволы специальной крупповской стали. Левый – «чок», правый – «бор». Ты когда-нибудь встречал такое сочетание, Воронцов? «Чок»-«бор»! Хрен ты такое где видел! А у меня есть.