Встречи с замечательными людьми - стр. 27
Я теперь с уверенностью могу сказать, что несмотря на внешнюю отчаянную борьбу с сыпавшимися тогда, как из рога изобилия, неудачами в обстоятельствах жизни, он – как и раньше во всех трудных обстоятельствах – продолжал сохранять душу настоящего поэта.
По моему мнению, это и было причиной того, что во время моего детства, несмотря на большую нужду, в нашей семье постоянно царили необыкновенное взаимное согласие, любовь и желание помочь друг другу.
Отец, благодаря тому, что он имел в себе присущность воодушевляться красотой разных деталей жизни, и в бедности, в самые унылые моменты нашей семейной жизни, становился для всех нас источником бодрости и, заражая всех своею беззаботностью, этим самым зарождал в нас упомянутые счастливые импульсы.
Когда говоришь о моем отце, нельзя обойти молчанием его взгляды на так называемый «потусторонний-вопрос».
У него и на этот счет, как это было вообще ему свойственно, имелось своеобразное и в то же время очень простое определение.
Я помню, когда я приехал к нему в последний раз, я задал ему один из своих стереотипных вопросов, которые за последние тридцать лет – при встречах с незаурядными людьми, приобретшими в себе данные привлекать сознательное внимание других, – носили для меня как бы характер анкеты.
А именно я его, конечно после предварительной подготовки, сделавшейся у меня для таких случаев обычной, спросил, какое личное мнение, без всякого мудрствования и философствования, сложилось у него за время его жизни о том, есть ли у человека душа, и бессмертна ли она.
– Как тебе сказать… – ответил он, – в такую душу, в которую верят люди, что человек якобы имеет и про которую говорят, что она существует после смерти самостоятельно и переселяется, я не верю. И в то же время для меня несомненно, что в течение жизни человека «что-то» в нем образовывается.
Я себе объясняю это так: человек рождается с каким-то свойством и, благодаря этому свойству, в течение жизни некоторые переживания человека вырабатывают какое-то вещество, и из этого вещества в нем постепенно образовывается «что-то-такое», что может приобрести почти независимую от физического тела жизнь.
Когда человек умирает, это «что-то» разлагается не вместе с физическим телом, а гораздо позже, после своего отделения от физического тела.
Это «что-то», хотя образовывается из тех же веществ, что и физическое тело человека, есть гораздо более тонкой материальности и, как нужно полагать, обладает гораздо большей «чуткостью» ко всякого рода восприятиям.
Чуткость его восприятий, по-моему, такая, как… Помнишь, когда ты делал опыты с юродивой армянкой Сандо?
Он имел в виду тот мой эксперимент, который я как-то раз, за много лет до этого, в бытность мою в Александрополе, делал в его присутствии, приводя к разным степеням гипнотического состояния людей всяких типностей, в целях выяснения себе всяких деталей того явления, которое у ученых гипнотизеров называется «экстериоризация-чувствительности» или «перенесение-болевых-ощущений-на-расстояние».
Это я производил следующим образом:
Я делал из смеси глины с воском и с самой мелкой дробью фигуру, представляющую приблизительно копию медиума, приведенного мною в гипнотическое состояние, т. е. то психическое состояние человека, которое в отрасли науки, дошедшей до наших дней из очень древних времен, называлось «потеря-инициативности», какое состояние соответствует, по современной классификации так называемой «Нансийской-школы», третьей степени гипноза, и потом очень хорошо натирал определенный участок тела данного медиума мазью из смеси оливкового и бамбукового масла, а затем, соскабливая это масло с тела медиума и смазывая им соответствующее место фигуры, приступал уже к выяснению себе всяких интересовавших меня деталей этого феномена.