Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого - стр. 23

Приехав под самый Новый год на одну из почтовых станций под Зарайском, я застал там несколько помещичьих семейств, ожидающих лошадей уже целые сутки, так как станция эта была маленькая, а разгон и проезд по случаю Святок большой. И мне тоже, несмотря на то, что я ехал «по казенной надобности», смотритель объявил, что ранее как через двенадцать часов он не может дать лошадей, и, таким образом, я застрял на этой станции, да еще под Новый год.

Но тогда были совсем иные общественные отношения, нравы и времена! Благодаря молодости, живо удавалось сходиться с людьми, да наконец – и это самое главное – все застрявшие на этой станции оказались помещиками – двое калужскими, а остальные местные, рязанские, жившие недалеко от Зарайска. Между ними была семья отставного ротмистра Телегина, возвращавшаяся из Москвы и состоявшая из десяти душ: они ехали в трех возках с горничными и лакеями и забирали по три тройки. Семья Телегиных состояла преимущественно из молодежи: ехал моряк, офицер, старший сын Телегина, и двое статских, младших его братьев, затем мать, тетушка и несколько барышень.

Так как я приехал на станцию уже перед вечером, то, войдя в зал и узнав, что лошадей ранее утра получить невозможно, приказал было Савельеву «расстараться» самовар, а сам начал снимать с себя дорожную шубу. Но в это время ко мне подошел высокого роста седой и очень почтенный на вид господин и заявил мне, что «это никак невозможно, чтобы я сидел за отдельным самоваром, когда он у них уже стоит и кипит на столе»… Это и оказался глава всего путешествующего семейства, довольно богатый помещик Телегин. Я с удовольствием принял его приглашение, и не прошло часа, как уже перезнакомился со всеми, застрявшими на станции, и моряк-офицер рассказывал нам о своих плаваниях в морях далеких стран, а затем барышни стали петь хором народные русские песни, и вечер прошел совершенно незаметно. Когда стрелка станционных часов приблизилась к 12-ти, и часы, собираясь бить, страшно зашипели, вошел человек Телегиных с подносом, стаканами (бокалов не оказалось на станции) и несколькими бутылками шампанского.

– Точно чувствовал я, – говорил г-н Телегин, – не послал вино транспортом, а приказал прямо поставить ящик на возок и привязать, – вот теперь и пригодилось.

Мы все чокались между собою, поздравляли друг друга и желали всего хорошего.

Когда пришла ночь, то решено было разделить всю станцию на две части: в малой комнате лечь дамам, а в большой – мужчинам; а так как в обеих этим комнатах было всего лишь два дивана, то прислуга натащила нам целые вороха сена и устроила постели на полу. Затем смотрителю было объявлено, чтобы никаких новых проезжих во время ночи в наши комнаты не пускал, а приглашал бы их располагаться на своей половине, – за что ему и была обещана приличная мзда.

Наутро мы поднялись рано, но лошади оказывалось еще не были для нас готовы, так как с вечера поднялась небольшая метель, и лошади, возившие проезжающих на соседнюю станцию, только что к утру вернулись и не были еще вполне выкормлены. Решено было напиться чаю и идти в церковь, а когда мы вернулись от обедни, на столе был готов завтрак, а лошадей нам уже запрягали.

Выехали мы все вместе. Меня пригласили сесть в один из возков, – и я потом уже не в силах был отказаться от радушного приглашение господ Телегиных заехать к ним, – и из Зарайска поехал не на Тулу, как бы следовало, а взял в сторону и попал в имение моих радушных попутчиков, у которых и провел конец Святок, едва выбравшись 7-го числа