Размер шрифта
-
+

Встань и иди - стр. 64

– Нет! – твердо сказал Шарипов. – Будь что будет: пойдем по серпантину до самого дворца.

До времени «ч» оставались считанные часы, и вся штурмовая группа собралась на холме прямо перед дворцом. Генерал Дроздов подозвал Шарипова:

– Пока есть время, посмотри схемы здания.

Внимательно перелистав наспех сделанные чертежи, тот попросил:

– Дайте нам!

Генерал помотал головой и решительно сказал:

– Нельзя! – Потом решительно добавил: – Запомни! Нам отступать некуда. Смотри, чтоб Амин не ушел! Не дай Бог, объявится в другой стране!

Шарипов понимал: генерал не шутит. Сознание неотвратимости надвигающихся событий решительности не прибавляло. Скорее наоборот. Страшно было даже не за себя. Страшно было за успех Операции…

БМП выстроились в колонну, и стальная пружина батальона приготовилась к броску в неизвестность. Часы отсчитывали последние мирные минуты. «Пан или пропал!» – подумал Шарипов. Внутри было нехорошо – до тошноты. Был ли это страх, или предстартовое напряжение, он сообразить не мог. И не только он. Чтобы снять напряжение, «кагебисты» достали бутылку водки, разлили по кружкам. Плеснули и Шарипову. Он махнул рукой механику-водителю первой БМП:

– Иди сюда.

Солдат подбежал.

– До армии водку пил?

– Приходилось.

Шарипов протянул солдату кружку:

– Давай.

Тот нюхнул содержимое и удивленно уставился на офицера:

– Это же водка!

– Пей, давай!

Солдат одним махом опрокинул содержимое в рот и, поблагодарив, пустился бегом к машине.

Шарипов сел на место механика-водителя второй БМП. И не потому, что не доверял подчиненному, а сознавал, что как мастер вождения, лучше справиться с машиной в боевой обстановке.

* * *

В этот день Хафизула Амин праздновал новоселье и должен был выступить по телевидению, рассказать о долгожданном вводе советских войск. Для этого были приглашены высшие военные чины и руководители политорганов. Белый дворец сверкал огнями хрустальных люстр. На улице, перед входом, в огромных глиняных чашах благоухали живые цветы. К дворцу, кроме серпантина, вела прямая пешеходная лестница шириной метра полтора. По ней неспешно поднимались многочисленные гости, любуясь прекрасным видом, открывавшимся с холма.

Амину нравились новые апартаменты, утопавшие в роскоши ковров, великолепие мраморных статуй. Он стоял возле окна и наблюдал за тем, как занимаются переодетые в афганскую форму зенитчики взвода «Шилок», даже не подозревая о том, что советские солдаты так старательно готовятся не защищать, а убить его. И не только они.

Обед был в самом разгаре, как вдруг гости, а затем и сам Амин, почувствовали недомогание. Он ушел к себе в спальню, гости расползлись по всему зданию. Джандад начал срочно вызывать во дворец советских врачей.

Полковник-терапевт Виктор Кузнеченков и хирург Анатолий Алексеев в два часа подъехали к внешнему посту охраны. Их тут же провели в здание. В вестибюле, на коврах, устилавших лестницу, сидели и лежали люди, корчась от боли. Офицеры начали оказывать им первую помощь, но подбежал афганский медик подполковник Велоят и крикнул:

– Бросьте их. Амин умирает!

Хафизула лежал в своей спальне, раздетый до трусов, в состоянии комы: челюсть безжизненно отвисла, глаза закатились. Кузнеченков взял запястье руки: пульс еле-еле прощупывался.

– Принесите капельницы, физраствор панангина, – распорядился он.

Страница 64