Вслед за тенью. Книга вторая - стр. 8
Кирилл Андреевич говорил по телефону и обернулся, когда я проявилась на горизонте.
– Я должен сам его увидеть. – сказал он по-английски, не сводя с меня глаз. И замолк, видимо, выслушивая ответ собеседника. – Завтра буду на месте… Да… Отлично! Так и сделаем…
Я чуть склонила голову и постаралась скрыть непонятно откуда взявшийся интерес к этому разговору. Слушая собеседника, мой «надсмотрщик» наблюдал за тем, как я направляюсь к постели, привычно усаживаюсь на нее по-турецки и водружаю вокруг себя «окоп» из одеяла.
– Буду на связи, – пообещал он и завершил разговор.
«Интересно, он свернул беседу, уловив, что я понимаю, о чем он говорит? Или всё интересное уже было сказано, пока я была в ванной?» – задумалась я.
Я не была ассом в английском, хотя дед сделал всё, чтобы у меня получилось: снабдил кучей учебных материалов, организовал дома отменный лингафонный кабинет и предоставил авторитетного преподавателя – носителя языка. Некоторый успех в разговорном у меня, конечно, просматривался, но в целом я так и не проявила особого рвения, и совсем не потому, что язык мне не нравился. Просто я с детства испытывала страсть именно к редким языкам. Точнее, к «мёртвым» или искусственным, среди которых выделяла латынь, необходимую в будущей профессиональной деятельности и эсперанто – язык, который мы с Алисой довольно быстро освоили в детстве и любили на нём секретничать. Было в моей копилке и сносное владение одним наречием, «умершим», по историческим меркам, совсем недавно. На нём изъяснялась всего одна семья, встретившаяся мне много лет назад. Та семья проживала изолированной общиной, в тайге у берегов Енисея, поразившего меня масштабами и загадочностью.
Как-то мы с тетей Аллой, под патронажем которой я прожила полгода после гибели мамы, побывали на экскурсии в Красноярске.
Стоял лютый декабрь. Над Енисеем простирался туман, сквозь который едва просматривался его противоположный берег. Я тогда знатно промёрзла, но вода в реке лишь местами слегка покрылась прозрачной корочкой. Это было удивительно, ведь рядом с домом тети Аллы она, казалось, заледенела намертво, и мы спокойно прогуливались по льду, нисколько не рискуя провалиться под толстую корку. Да, это выглядело загадочно и абсолютно неправдоподобно. Я спросила тогда тетю Аллу, почему это так, и она объяснила, что…
– Екатерина, вы здесь? – в уши мне хлынул настойчивый голос Орлова.
– А? Да, конечно…
Я выплыла из морока давних воспоминаний и взглянула на своего собеседника.
– Повторю вопрос: на каких иностранных языках ты говоришь?
– А с чего вы взяли, что я вообще на них говорю?
– Сопоставил факты.
– Какие?
– Миронов сносно владеет четырьмя. Два из них родственные, но не суть… Ты его дочь. Думаю, что унаследовала его способности.
– Вы сказали «владеет», значит папа жив?
– Не меняй тему. Ответь на вопрос.
– Да, я поняла, что вы собираетесь куда-то ехать и что-то увидеть собственными глазами. Можно спросить, что?
– Нет.
– Почему?
– Это закрытая информация. Значит в активе английский. Ещё какой?
– Эсперанто.
– Почему выбрала его? – Кажется, мне снова удалось удивить своего строгого собеседника.
– Загадочный. Относительно легкий, значит можно быстро освоить.
– Что еще в активе?
– Совсем чуть-чуть говорю по-французски и…
– И?
– Это допрос?