Всевидящее око - стр. 3

Звук рожка я слышал много раз, как и всякий живущий в достаточной близости от Военной академии. Однако в то утро он вызвал в моих ушах какое-то странное гудение. Впервые я вдруг задумался: почему сигнал французского рожка покрывает такие расстояния?

Вообще-то мне не свойственно думать о подобных пустяках. Я бы даже не стал тратить время на упоминание об этом рожке. Просто его звук явился отражением… моего умственного настроя. В другой день мне бы и в голову не пришло думать о рожках. Я бы даже не стал оборачиваться, пока не достиг вершины. И конечно же, две колеи, оставленные колесами, не замедлили бы моего пути домой.

Две колеи, каждая глубиной в три дюйма и длиной в фут. Я увидел их, возвращаясь домой. Поначалу я обратил на них не больше внимания, чем на растущие астры или клин гусей, летящих в небе. Странно, что они не заставили меня выстроить цепь причин и следствий. Отсюда и мое удивление, когда с вершины ближайшего к дому холма я заметил у себя во дворе фаэтон[3], запряженный гнедой лошадью.

На козлах сидел молоденький артиллерист, однако мои глаза, привыкшие выискивать старшего по званию, сразу же сосредоточились на офицере. Он стоял, прислонившись спиной к экипажу. Одетый по всей форме, он, казалось, собрался позировать для портрета. Офицер в буквальном смысле слова сиял золотом с головы до ног: позолоченные пуговицы мундира, золотистый шнур на кивере[4]. Даже медная рукоятка его шпаги была покрыта позолотой. Мне почудилось, что своим сиянием офицер затмевал солнце. Потом мелькнула безумная мысль, будто неожиданный гость является… порождением французского рожка.

Как-никак, ведь я сначала услышал звуки рожка, а теперь смотрел на этого человека. Признаюсь, вальяжность его позы несколько успокоила меня.

У меня было преимущество: офицер не знал, что я нахожусь совсем неподалеку. Дневное тепло разморило его, притупив бдительность. Он играл поводьями. Глаза его были полузакрыты, а голова раскачивалась.

Трудно сказать, сколько бы еще продолжалось его вальяжное ожидание и мое наблюдение за ним, если б не вмешательство третьей стороны. Третьей стороной была корова. Обыкновенная крупная корова, вышедшая из рощицы платанов. Корова смачно чавкала, дожевывая клевер. Заметив фаэтон, корова направилась к нему и стала ходить кругами, однако делала это с величайшим тактом. Похоже, она сообразила, что у офицера имелись серьезные причины вторгнуться в мой мир. Офицер меж тем отступил. Его рука сжала эфес меча. Похоже, он и впрямь приготовился к обороне. Назревало убийство (весь вопрос – чье?), и только это заставило меня устремиться вниз, крича на ходу:

– Ее зовут Агарь![5]

У офицера была хорошая выучка. Услышав мой голос, он не вздрогнул, а лишь неторопливо повернул голову и только потом – туловище.

– Во всяком случае, на это имя она отзывается, – продолжал я, подходя к нему. – Она появилась здесь через несколько дней после меня. Поскольку корова не сообщила, как ее зовут, я был вынужден сам дать ей имя.

Офицер натянуто улыбнулся.

– Замечательное животное, сэр, – сказал он.

– По натуре – истинная республиканка. Уходит, когда захочет, и возвращается, когда вздумается. Никто из нас не связан обязательствами.

– М-м-м. Мне думается, если бы…

– Знаю. Вы хотели сказать: если бы все женщины вели себя подобным образом.