Всевидящее око - стр. 20
– 'Деты 'ной 'кадемии 'ст-Пойнт, 'ат 'ю-Йорк! 'ушай 'каз 'омер ДВА!
А кому еще стоять в середине этой толпы зевак, как не Сильвейнусу Тайеру? Он не позволил, чтобы смерть Лероя Фрая выбила его из привычной колеи. Полковник выглядел так, словно весь день провел на плацу, наблюдая за упражняющимися кадетами. Я искренне восхищался его выдержкой. Когда требовалось, Тайер говорил, когда не требовалось – молчал. Он внимательно выслушивал вопрос каждого мужчины и терпеливо давал пояснения дамам, не выказывая ни малейших признаков скуки или недовольства. Я почти слышал его слова:
– Миссис Бреворт, не знаю, уловили ли вы определенный esprit d'Europe[19] в этом маневре. А создал его еще Фридрих Великий[20]. Затем маневр был усовершенствован Наполеоном во время Нильской кампании…[21] Возможно, вы заметили в первой шеренге роты Б молодого человека? Это Генри Клей-младший. Да, представьте себе, сын своего великого отца[22]. Представляете, он был командиром среди своих одногодков, но его обошел сын фермера из Вермонта. Да, миссис Бреворт, мы по заслугам ценим Америку, вышедшую из низов…
Кадетские роты торопливо покидали плац (оркестр уже успел скрыться за холмом). Визитеры направлялись к своему пароходу. До меня не сразу дошел вопрос лейтенанта. Мидоуз спрашивал, желаю ли я остаться здесь или идти дальше. Я ответил, что мы идем дальше. И мы двинулись прямиком к скале Любви.
Под скалой, на сотню футов ниже, тек Гудзон, полный лодок, парусных кораблей и пароходов. Там были грузовые суда, направлявшиеся к каналу, соединяющему Гудзон с озером Эри. Шлепая колесами, плыли пакетботы, держа путь в Нью-Йорк. Рядом сновали ялики и каноэ. И сама река, и все, что плыло по ней, было щедро залито красно-оранжевыми лучами вечернего солнца. С полигона донесся пушечный выстрел, и окрестные холмы отозвались щедрым эхом. Река окружала меня с трех сторон: с запада, востока и юга. Я стоял на каменном выступе. При должном воображении я бы увидел рядом с собой индейцев или Бенедикта Арнольда[23], некогда стоявшего на этом самом месте. Или, скажем, солдат, перегораживающих Гудзон громадной цепью, чтобы не пропустить британский флот на север…
Будь я более религиозно настроенным человеком, я бы задумался о Провидении или Боге, ибо Сильвейнус Тайер просил меня ни много ни мало спасти честь Военной академии. Не хочу говорить о божественном вмешательстве, но кто-то определенно вмешался в судьбу несчастного кадета Фрая.
Но увы, мой разум в тот момент был занят более прозаическими мыслями. Я думал о своей корове Агари. Меня занимало, куда она могла уйти – к реке или в сторону нагорий? Может, где-нибудь возле водопада Агарь нашла себе укромное местечко, о котором знала только она? Да, читатель, я думал о своей корове. О том, вернется ли она назад.
Без десяти шесть я отвел взор от реки. Лейтенант Мидоуз стоял на своем прежнем месте, заложив руки за спину и прикрыв глаза. Наверное, если бы понадобилось, он мог бы стоять так всю ночь.
– Идемте, лейтенант, – сказал я.
Через пять минут я уже находился в палате Б-cl. Тело Лероя Фрая вновь прикрыли простыней. Тайер и Хичкок стояли, словно в почетном карауле. Мне казалось, что, открыв дверь и войдя, я скажу им:
– Джентльмены, я – ваш человек.
Но я сказал нечто иное. Вначале произнес слова и лишь потом понял, что говорю.