Вселенная Паши Коноплева. Приключения вундеркинда - стр. 7
Я промолчала, зная, что в Колмогоровскую школу набирают старшеклассников из 9—10 классов.
Потом Андрей Николаевич стал рассказывать об особенностях ранних одаренных математиков, и это было очень интересно! Он подробно рассказал мне, как зарабатывал репетиторством в Киеве (странно, в его биографии нигде не упоминается учеба или работа в Киеве), и ему достался ученик, высоко одаренный математически. Он блестяще усваивал высшую математику, но никак не мог понять, что такое квадратный метр. Андрей Николаевич рассказывал, как он вычерчивал квадратный метр мелом на паркете, заштриховывал его, вставал на него, но ученик вздыхал и говорил: – Нет, не понимаю!
(Пообщавшись с Пашей и похожими на него людьми, я, теперь, кажется, догадываюсь: тот мальчик искал в этом понятии что-то более глубокое, важное с точки зрения математики. И не находил. И честно признавался, что не понимает).
Узнав, что автор этих задачек из тетрадки сидит в приемной, Андрей Николаевич вышел к нему познакомиться. Увидев карапуза, которому по возрасту положено учиться во втором классе, он, кажется, не удивился. Подошел к Паше и уважительно пожал ему руку. Это было для Паши первое рукопожатие в жизни. Да от какого замечательного человека!
Андрей Николаевич спросил Пашу: – Ты любишь кататься на лыжах?
– Да! – ответил Паша. Как раз в то утро мы с ним хорошо покатались в Нескучном саду.
– Побольше катайся на лыжах, занимайся спортом!
С этим напутствием академика Колмогорова мы шли домой по Воробьевскому шоссе, и снег блестел на мартовском солнце, а небо было синее-синее.
Как я была самая умная
Я с детства подозревала, что я дурочка. Но я об этом помалкивала.
В школе мне ставили одни пятерки. Но я считала, что это по ошибке. У меня всегда было много вопросов к тому, чему нас учили в школе. Но никто из моих одноклассников ничего не спрашивал, – значит, всем всё понятно. Только мне непонятно, и я стыдилась спросить. А если и спрашивала – получала невнятный ответ.
И еще. Бывает, скажут мне что-нибудь обидное или несправедливое, и я не сразу найдусь, что ответить. Иной раз только на следующий день складывается мой блестящий и точный ответ (Это так называемое «лестничное остроумие», когда остроумный ответ приходит на ум уже на выходе, на лестнице). А отвечать-то и некому, инцидент давно исчерпан. Потому что я – тугодум.
Уже учась в университете, я наконец поняла, что все усложняю. Многим студентам было достаточно запомнить материал, потом на экзамене пересказать его по памяти и после навсегда забыть.
А мне – нужно было осмыслить каждый знак в формуле, как будто это я ее вывела, запомнить на всю жизнь и с этим жить.
Ну и чудачка…
А потом в нашей жизни появился маленький сын Паша, и как начал нас удивлять! Мои затверженные знания наконец пригодились – мне было о чем говорить с умным сынишкой. Тут набежали специалисты и стали объяснять, что есть такое понятие, как интеллект, и кому-то этого много дано, а кому-то недодано.
Так ведь это и интересно, это и двигает жизнь вперед! Было бы у всех этого интеллекта поровну, все бы думали одинаково – и не было бы необходимой разности потенциалов для движения мысли.
В семь лет Паша пошел в обычную школу, в первый класс. Но скоро по рекомендации из Института педагогической психологии его перевели сразу в четвертый, и он стал учиться гораздо лучше.