Всех скорбящих Радость (сборник) - стр. 28

Отвезли несчастную в спецприемник-распределитель, и что с нею стало потом, мне неизвестно. Надеюсь, что тюрьма ее спасла, но кто знает, кто знает…

А вот история с родителями погибшей Маши закончилась благополучно. Через месяц на новое судебное заседание истец пришел один. Он выглядел лучше, уже не казался таким измученным и даже улыбнулся, когда благодарил меня:

– Если бы не ваш совет, все так бы и продолжалось. Но в тот самый день, когда мы вернулись из суда, Нина закатила мне страшную истерику – с битьем посуды и швырянием мебели, с совершенно безумными обвинениями и угрозами: видимо, сказалось перенапряжение во время суда. И тут я вспомнил ваши слова и сообразил в какой-то момент, когда она билась в комнате Машеньки, выйти из квартиры, позвонить к соседям и от них вызвать скорую психиатрическую помощь. Потом я вернулся в квартиру, оставив дверь открытой. Явились врач с санитарами, бедную жену мою скрутили, сделали ей какой-то укол и увезли в психиатрическую больницу. Первое время я боялся встречи с ней, разговаривал только с врачами, а неделю назад мне сказали, что мне уже можно прийти к ней на свиданье. Она лежала такая тихая, спокойная. Увидев меня, улыбнулась и взяла меня за руку… и попросила прощенья. Лечащий врач говорит, что есть надежда на полное выздоровление: Ниночка понимает, что она больна, и хочет вылечиться. И наш батюшка ходит к ней, и она, кажется, начинает его слушать. Он тоже уверяет меня, что Нина поправится. Так что я уж заберу назад свое заявление о разводе. Вы не возражаете?

Конечно, я не возражал!

– Папа… Па-па… Па-па-па… – тоненько позвал Кирюша и потом ждал, улыбаясь; вот улыбка у него сохранилась до сих пор: слабенькая такая, растягивающая его бледно-розовые губы на какие-то едва уловимые миллиметры. И все-таки это была не гримаса боли и не случайное непроизвольное движение, а именно улыбка.

– Сыночек, это не папа – это я! – сказала мама, садясь возле его кровати на стул.

– Папа… Па-па? – Кирилл постарался придать голосу вопросительную интонацию, чтобы мама поняла, что он вовсе не принял ее за папу, а спрашивает, где отец и скоро ли он придет к нему.

– Па-па? Па-па-па-па?

Голос еще немного поднялся, и мама догадалась:

– Ты хочешь спросить, где папа, Кирюша? Папа еще на работе, но тоже скоро приедет. Он обещал с дороги позвонить.

– Па-па… – прошептал Кирилл уже без вопросительной интонации.

– Да-да, сыночек, папа скоро приедет, – поняла его мама. Она взяла его слабую руку и положила себе на ладонь. – Ты чего-нибудь хочешь, Кирюша? У тебя ничего не болит? Пить не хочешь?

Его рука на маминой ладони осталась неподвижной. Когда Кирюша еще мог разговаривать, они разработали систему знаков: если он хочет сказать «нет» – он просто не отвечает, а если хочет сказать «да» – нажимает одним пальцем на ладонь.

– Хочешь, я тебе почитаю вслух? – «Да», – ответил Кирюша легким нажатием среднего пальца. – Что почитать – молитвы? – Кирюша не ответил: до прихода мамы он был один, то есть не совсем один – он теперь один вообще никогда не оставался, а в палате никого из людей с ним не было, никто его не тревожил, и он долго молился в тишине. – Книжку почитать тебе? – «Да», – ответил Кирюша. – Сказку? – «Да». – Хочешь про «добываек»? – «Да». – Мама достала из тумбочки книжку и стала читать с того места, где они остановились прошлый раз. Это была чудесная волшебная сказка про маленьких человечков, живущих в старинном английском доме под полом и добывающих все нужное для жизни у людей. Они читали ее уже в третий раз. Но Кирюша слушал не сказку, а мамин голос и смотрел на белую занавеску в окне. Он знал, что это для всех других, даже и для мамы с папой, всегда задернутая занавеска в больничном окне остается просто белой: сам же он видел на ней четкий золотой силуэт, от которого вверху расходились лучи. От этой смутно видимой фигуры к нему струились покой, тепло и свет, а все остальные, даже мама и папа, не говоря о врачах и сестрах, находились в каком-то серо-голубом тумане. Лиц человеческих он уже не видел и силуэтов людей не различал. Он знал, что в один прекрасный день занавеска в окне отодвинется и он увидит Того, Кто пришел за ним уже давно, но терпеливо ждет, когда Ему можно будет подойти к Кирюше, взять его за руку и увести за Собой. Кирилл думал, что это его Ангел Хранитель, но точно не ведал и даже особенно не думал об этом: однако он знал, что все будет хорошо, когда они встретятся с Тем, Кто его ждет. А пока еще было не время, пока еще он должен был потерпеть и побыть с родителями, чтобы им было легче отпустить его с Тем, Кто ждет.