Все пропавшие девушки - стр. 27
– Я слышал, как ты вернулась. Что ты там делала?
Жестом он указал на стену, за которой шумел лес.
Эверетт вырос в городе, где девушкам опасно разгуливать по ночам без сопровождения. Для Эверетта лес – нечто чуждое, а то и опасное. В крайнем случае лес – это приключение, идет в комплекте с компанией приятелей, палатками и тепловатым пивом.
Я сплюнула в раковину и ответила:
– Просто вышла воздухом подышать. Мысли уравновесить.
Эверетт вернулся в комнату, занял пространство. Мое пространство. Я задержала дыхание. Эверетт знал, как выудить правду. Наловчился на своей треклятой работе. Мог при желании подступить ко мне с любого угла. Я бы неминуемо раскололась. Потому что Эверетт в своем деле дока. Но нет, он все спустил на тормозах.
– Придется мне утро провести в библиотеке, – сказал Эверетт. – Дашь свою машину?
Он отправлялся в библиотеку, когда ему требовалось порыться в Интернете. У нас дома даже стационарного телефона не было.
– Не вопрос. Я тебя подброшу.
На моих глазах вода уходила в сливное отверстие; в мыслях я перелистывала рисунки Аннализы. Эверетт приблизился, взял меня за подбородок, заставил взглянуть себе в лицо. Зубная щетка так и осталась торчать изо рта. Я отстранилась.
– Ты чего?
Он уронил руку, но взгляда не отвел. Уголки рта опустились.
– У тебя изможденный вид. И глаза красные.
Я отвернулась, вынула изо рта зубную щетку, начала раздеваться, чтобы лезть в душ.
– Так это оставлять нельзя, Николетта. Наверняка тебе поможет снотворное. Завтра же поедем к врачу.
«Печется обо мне. Эстафету принял. Планы строит. Кризисом управляет».
Ванная медленно наполнялась паром. Даже пятясь к двери, Эверетт продолжал смотреть мне в глаза.
Библиотека размещалась в обычном викторианском здании – два этажа, эркеры, терраса по всему периметру. Дом недавно отремонтировали, но не весь – внутренние перегородки снесли, чтобы увеличить пространство, а скрипучие ступени с тяжеловесными перилами и туалетные комнаты (не с кабинками, а индивидуальные) – оставили.
– Сколько тебе нужно времени? – спросила я.
– Извини, придется работать до вечера. На следующей неделе процесс.
– Значит, ходатайство не приняли?
Эверетт прищурился.
– Предполагается, что тебе об этом ничего не известно.
Что характерно – так всегда предполагается. А я все равно задаю вопросы. За несколько дней до отъезда в Кули-Ридж я корпела над годовым отчетом для школы. Сидела напротив Эверетта, за столом. Эверетт тоже работал, его бумаги веером раскинулись на столешнице. Я их пролистала, пробежалась глазами по выделенным строчкам, по заметкам на полях.
– Дело Пардито, да, Эверетт?
Там была улика – отслеженные телефонные звонки; Эверетт прикидывал, как бы от нее избавиться. Если я прочла правильно, речь шла о согласованном признании вины[1]. Эверетт улыбнулся, собрал бумаги. Сунул руку под стол. Я держала ноги на свободном стуле, и Эверетт потискал мою лодыжку. Я всегда задаю вопросы. Это такая игра. Эверетт никогда не отвечает. На самом деле мне это ужасно нравится. Значит, Эверетт невероятно хорош и в профессиональном смысле, и в общечеловеческом.
– Позвонишь, когда справишься, – сказала я, щурясь на лобовое стекло.
Прежде чем открыть дверь машины, Эверетт стиснул мне локоть.
– Запишись на прием к врачу, Николетта.