Все оттенки боли - стр. 12
– Леонид Ильич был уже совсем слаб, и Андропов стал расчищать себе дорогу к власти, а Гришин ему мешал. После показаний дяди КГБ рассчитывало получить неоспоримый компромат на соперника Андропова. И они его получили. Дядя до конца верил, что в обмен на показания ему смягчат приговор. Он честно рассказал про всю криминальную цепочку – кому давал взятки, у кого брал. Но его обманули…
– Но ведь других не расстреляли? Значит, он самый виновный был? – наивно спросила я.
– Это был показательный процесс – чтобы другим неповадно было. Одного посадить – другие языки прикусят, второго расстрелять – больше уважать будут. Ведь когда дядя давал показания, абсолютно верил, что новая власть пришла творить добро. Но его расстреляли…
Мы такие подавленные были… Даже представить трудно, как это? В мирное время человек идет на расстрел за взятки в стране, где воруют все кому не лень. Что творилось у него в душе, о чем он думал, что вспоминал? К кому мысленно обращался? Не знаю, как Светка (на нее не смотрела), но я заплакала.
И женщина заплакала. Точнее, она и не переставала плакать, просто мы думали, она простудилась от холода в тамбуре.
Потом горемычная ушла в вагон-ресторан, а мы вернулись обратно на свои места.
– Бедная семья, какой ужас, – никак не могла успокоиться я. – Тебе жалко ее?
– Не очень. Видала, в вагон-ресторан пошла? Откуда такие бабки по вагонам-ресторанам ходить? Там же дорого!
Не знаю. Я запуталась, кому верить – вор или не вор? Но такая зверская расправа! Расстрел за взятки? Как-то чудовищно жестоко…
– Неужели борьба за власть в наше цивилизованное время может сопровождаться кровью? – спросила я Светку как старшую.
– Да вполне! Помнишь, как нас в прошлом году гоняли из кинотеатров, проверяли документы, почему не на работе? Я уже тогда почувствовала недоброе!
Я засмеялась, потому что вспомнила. Действительно прикольно было!
– Видишь, каждый по-своему осуществляет лозунг этого твоего Цурюпы: делать твердо и неукоснительно, а врагов в щепки разнесем.
– Кто не с нами – тот против нас, – уточнила я, потому что никогда не запоминала длинные цитаты. Ну, конечно, кроме «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Эту фразу из «Партийной организации и партийной литературы» В. И. Ленина я вызубрила наизусть от страха получить двойку. Из других соображений вряд ли станешь учить это…
Мы улеглись на полки, но не спали, а думали.
– Свет, – шепотом позвала я подругу, свесив голову вниз, – а ты была когда-нибудь в Елисеевском?
– Была конечно, но давно, ничего уже не помню, – соврала Светка, потому что слишком быстро ответила.
– А я была-а, – мечтательно протянула я. – Там при входе в магазин всегда молотым кофе пахло. Столько сортов разных! А внутри прямо волшебное царство было – везде лепнина, люстры невероятные висели, пузатые высоченные прилавки…
– Почему высоченные? Как же до них покупатели дотягивались? – логично заметила Светка.
– Ну я же маленькая была – мне казалось, что они где-то под потолком магазина, ха-ха… Мама привела меня туда, хотела лепнину показать, а я конфеты увидела… Ну, слезы, конечно, уговоры… Но мама строго следила за лишними тратами, так мы ничего и не купили…
– Бедный ребенок, – зевнула Светка, заворачиваясь во влажную серую простыню.
– Не… Я тогда решила, что раз дорого, значит, я должна сама заработать. Утром, когда мама ушла на работу, я взяла один из своих рисунков, сама оделась и пошла в Елисеевский. Но пока шла по длинному коридору коммуналки, меня соседка из другой комнаты поймала и, охая, вернула на место.