Все о мире Ехо и немного больше. Чашка Фрая - стр. 35

Да. Но слушай, вот мне бы в голову не пришло, что хоть кто-нибудь понимаете слово «наваждение» иначе, чем я. Все смыслы кажутся такими очевидными, когда они в голове.

Кстати, на примере книжки, точнее, конкретного визита в конкретную Черхавлу было бы интересно поговорить о неразделенности даже общего, казалось бы, опыта.

Это же просто песня: три человека (не забываем о спящем, спрятанном в пригоршне) попадают в одно зачарованное место. Но о разделенности наваждения вообще речи нет, все трое получают три разных опыта.

Макс – опыт пребывания в красивом, но опасном для него («стремном») месте с последующий попыткой пленения, Кофа – совершенно бесценный опыт перехода из одной системы интерпретации в другую (он, как мы помним, видит обе версии Черхавлы – подлинную и принявшую подходящую для человеческого восприятия форму, его преимущество не только здравый смысл, но и то, что вся эта ситуация ему не особо близка, в ней нет ничего личного, а вот посмотрели бы мы на него, появись там его папа! А бедняга куманец получает только опыт бессознательного состояния, он спал в пригоршне и вообще все пропустил. В том числе, момент, когда его оставили в зачарованном месте, приговорив видеть чужие сны!

И это, конечно, так похоже на все, что происходит с нами постоянно, никаких так называемых наваждений даже не надо.

А «навык» и «опыт» – это все-таки вряд ли антонимы. И вряд ли возможно поставить вопрос таким образом, что мы получаем или одно, или другое. Обычно все вместе!

Навык формируется в результате определенного опыта, он – его прямое следствие, вот и все. Для оттачивания навыка нужна некоторая повторяемость опыта. Ну, у меня в голове смысл слов – такой, по крайней мере.

То есть и тут терминологическая недоговоренность у нас, мне кажется.

Вот это как раз и показалось мне тут самым важным – разделение навыка и опыта. Навык как опыт, полученный в сфере в вакууме – и превращенный в освоенный опыт, неотделимый от личности – методом проверки владения этим навыком, но уже в разделенной с другими реальности.

Грубо говоря, пока Элиза Дулиттл вопит «в-аааааааа-у!», ее новые речь и манеры – навык. Опытом они становятся, когда меняется базовая реакция.

Ну вот видишь, а для меня и то, и другое – навык. Просто новый, неотработанный и хорошо усвоенный.

А опыт – это вся совокупность ее жизни у профессора. И ее ощущения, когда она там жила, и все мысли, которые приходили при этом в голову.

Способ путешествовать, описанный в «Большой телеге», – это гораздо больше, чем путешествие как таковое. Обычно люди едут в другие страны за отдыхом, за новыми впечатлениями, за новыми знаниями – то есть, по сути, увеличивать себя.

Те, кто путешествует по городам «Большой телеги», – едут увеличивать мир.

Среди всех историй меня в сборнике поймала одна, и даже не история, а фраза – «все золото дорог Лейна». С того момента, как эта фраза появляется в тексте, текст, по сути, превращается в точное (с инструкциями) описание осознанного сна – вплоть до того, чтобы проснуться в реальности, этим сном немного, самую малость, подправленной.

Что происходит – для начала – в рассказе? Среди множества городов, названия которых очень мало что говорят даже «Гуглу», появляется некий город Лейн, сначала такой же, как эти города, а потом набирающий силу, как ветер.