Все люди смертны - стр. 33
Она вскочила на диван, подняла бокал и громко сказала:
– Дорогие друзья…
Лица собравшихся обратились к ней.
– …Настал момент сказать вам, почему я собрала вас всех нынче вечером. Не для того, чтобы отпраздновать подписание контракта на «Бурю»… – Она улыбнулась Дюлаку. – Простите меня, господин Дюлак, я не подпишу этот договор.
Лицо Дюлака застыло, а Регина торжествующе улыбнулась – в глазах гостей сквозило изумление.
– Я не стану сниматься ни в этом, ни в каком другом фильме. Я оставляю «Беренику». Я ухожу из театра. Пью за окончание моей карьеры.
Минута, всего лишь минута. Регина жила. Они смотрели на нее с непонимающим видом, на миг им стало страшно; она была будто взрыв, бурный поток, лавина, пропасть, внезапно разверзшаяся у них под ногами, откуда вздымалась тревога. Она жила.
– Регина, вы сошли с ума, – выдохнула Анни.
Все заговорили, спрашивая ее: почему? Возможно ли это? Это неправда? Сбитая с толку Анни повисла у нее на плече.
– Выпьем, – предложила Регина, – выпьем за конец моей карьеры. – Осушив бокал, она громко рассмеялась. – Отличный конец!
Она взглянула на Фоску. Она бросила ему вызов: она горела, она жила. Регина разжала руку, бокал упал и разбился. Он улыбнулся, и она оказалась голой, до самых костей. Он сорвал с нее все маски, даже ее жесты, слова и улыбки; она теперь была лишь взмахом крыльев в пустоте. «Она пытается, пытается». И он видел, для кого она пыталась: за словами, жестами, улыбками везде была та же ложь, та же пустота.
– Ах! Вот комедия! – со смехом воскликнула она.
– Регина, вы слишком много выпили, – мягко заметил Санье. – Вам стоит отдохнуть.
– Я не пила, – весело бросила она. – Я отчетливо все сознаю. – Она показала Фоске палец, продолжая смеяться. – Я вижу все его глазами.
Смех ее пресекся. В его взгляде она прозрела новую комедию – комедию отрезвляющего смеха и безнадежных слов. Слова иссохли в ее гортани. Все потемнело. Снаружи все примолкли.
– Пойдите прилягте, – умоляла Анни.
– Отдохните, – вторил ей Санье.
Она пошла за ними.
– Пусть расходятся, – велела она Анни. – Заставь их уйти. – Она гневно добавила: – И вы оба оставьте меня!
Она неподвижно застыла посреди спальни, потом растерянно повернулась кругом; она обвела взглядом африканские маски на стенах, статуэтки на столике, старинные марионетки в крошечном кукольном театре: все ее прошлое, все затянувшееся самолюбование было в этих дорогих безделушках. И это был всего лишь хлам! Она сбросила маски на пол.
– Хлам! – громко твердила она, топча их ногами.
Она швырнула на пол статуэтки, марионеток. Она топтала их, рушила это нагромождение лжи.
Кто-то дотронулся до ее плеча.
– Регина, к чему это? – тихо произнес Фоска.
– С меня хватит лжи, – сказала она.
Она опустилась на стул и обхватила голову руками. Она страшно устала.
– Во мне все ложь, – призналась она.
После долгого молчания он сказал:
– Я уеду отсюда.
– Уедете? Куда же?
– Подальше от вас. Вы меня забудете и сможете вновь начать жить.
Она смотрела на него с ужасом. Теперь она превратилась в ничто. Нужно, чтобы он по-прежнему был рядом.
– Нет, – сказала она. – Слишком поздно. Я уже никогда не смогу забыть. Я ничего не смогу забыть.
– Бедная Регина! Что же делать?
– Ничего не поделаешь. Не уходите.
– Я не уйду от вас.
– Никогда, – сказала она, – не покидайте меня никогда.