Всё как у людей - стр. 13
– Госп-п… – пробормотала Ирина, делая шаг вперед и машинально выставляя руки, чтобы Серафима накинула на них стерильные рукава, но никто ничего не накинул. – Это как?
– А это как? – бегло взглянув на нее, осведомился Никита, стоявший, оказывается, у стола. Ирина увидела, что у девушки на столе нет не только нормальной выделительной системы. Репродуктивной нет вообще – ни яичников, ни матки. Пустой провал с черно-белым от яркой подсветки дном небывалых очертаний.
В голове у Ирины зашумело, к горлу подступила тошнота.
– Кто ее так? – спросила Ирина слабым голосом.
– Никто, – ответил Никита. – Оно сразу такое.
– Оно?
– Вот, – сказала Зарема, стоявшая рядом с Никитой, и отвела лоскут.
Под мышцей блеснула сталь. Отсвет от операционной лампы прошел по изгибу металлического ребра, кольнув Ирину в глаза. Ирина зажмурилась и вздрогнула от невнятного сипения, долетевшего из-за операционного поля.
Сипение не могло быть внятным, его в принципе не могло быть: инкубационная трубка в трахее не позволяла смыкаться голосовым связкам. Но Ирине показалось, что она разобрала слова «Это спица».
Никита и Зарема тоже вздрогнули, как и все в операционной. Дважды звякнул по полу зеркальный крючок, оброненный Никитой.
К столу продавился Борис Анатольевич, анестезиолог, дернулся, будто собираясь вручную навести порядок на вверенном участке, и застыл, очарованный недоступным Ирине зрелищем.
– Еще и спица, – отметила Зарема задумчиво. – Рука такая же, я скальпель сломала.
– Это кто? Это она? – спросил кто-то.
Кажется, сама Ирина и спросила, не слыша себя.
Никита, опасливо взглянув на не видимую теперь Ирине голову пациентки, зло сказал:
– Серафима, инструмент мне, живо.
Серафима проскользнула мимо, быстро подала Никите новый инструмент и подступила к Ирине со стерильным халатом. Та машинально вделась в него и дала себя завязать.
– Ты закончить решил, – констатировала Зарема с непонятной интонацией.
Никита открыл рот, чтобы ответить, выдохнул и тоскливо сказал:
– Что закончить-то? Я не механик и не сантехник, меня с такими… патрубками не учили.
– Зашиваем? – деловито спросила Зарема.
– Блин. А дальше что?
– Так, – сказала Ирина, вдруг будто резко проснувшись.
Она ярко и предметно представила ближайший час, ближайший день и ближайший как минимум месяц, которые им всем, а особенно ей, заведующей злосчастным отделением, предстоит расхлебывать последствия разверзшейся перед глазами дикости.
– Кто ее сюда привез? Фамилию мне, телефон найти и звоните срочно, чтобы приехал и… Будем разбираться, что делать, чья ответственность. Серафима, ты бригаду записала?
Серафима, бледнея и водя ладонями по груди и бедрам в поисках несуществующих карманов, предложила:
– А может, диспетчеру?
– Какому диспетчеру, вам запись нужна?..
Ирина вздрогнула и замолчала, Никита отшатнулся, и теперь уже Зарема уронила что-то со звоном, от которого запоздало вздрогнули все остальные. Запоздало – потому что не увидели, что женщина на операционном столе приподняла голову, с трудом всматриваясь сквозь стиснутые раздутыми веками ресницы.
Она пальцем шевельнуть не должна, мучительно медленно подумала Ирина. Перед интубацией пациент обездвиживается миорелаксантами, тем более пациент с такими травмами.
Борис Анатольевич опять дернулся, протянул руки к идущей от аппарата ИВЛ трубке, тут же неловко прижал их к груди и снова замер, как и остальные.