Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - стр. 96
– Давай-давай… Подумаешь, качка! В открытом море, вот это да, качка! Руку-то расслабь! Не в локте, дуреха! В кисти расслабь, в пальцах! Как же она у тебя будет вертеться.
У Розки и правда от напряжения свело пальцы.
– Дай сюда!
Рамку Вася держит как-то по-особому, расслабленно, – наверное, опытный бандит так держит нож…
И рамка в его руках тут же начинает шевелиться.
Сопровождающий их сэконд, очень молодой и беспокойный, грызет на ходу ногти.
– Что там у вас? – Вася поглядел строго, и Розке даже показалось, поправил на переносице несуществующие очки.
– Там? Ничего. – Сэконд смотрит в сторону, потом моргает и повторяет: – Ничего… Ну смотрели же…
Вася пожимает плечами. У грузового люка рамка вертится медленнее, потом замирает совсем.
– Не в трюме, – озадаченно говорит Вася.
– Ваша служба… – Сэконд раздраженно топчется на месте. – Мракобесие какое-то.
– Наша служба… – рассеянно бормочет Вася сквозь зубы, – и опасна и трудна… и на первый взгляд как будто не видна… есессно… Ничего не понимаю…
– Ничего нет, – очень равнодушно заметил сэконд.
Врет, решила Розка. Рамка в руках у Васи шевелилась, как нос гончей собаки. Верхнее чутье, нижнее чутье.
– Вот эту штуку отвинтите.
– Это вообще ничего. – Сэконд пожал плечами. – Крепление просто. И вообще… тут механик нужен. А я не…
И он встал, прислонившись к фальшборту и гордо скрестив на груди руки.
– А я – да… – сказал Вася, отложил рамку и присел на корточки.
Раздался противный тягучий скрип. Розка пытается заглянуть ему через плечо, но плечи у Васи широкие. Ничего у нее не выходит.
Какое-то время Вася молчал, глядя перед собой. Потом сказал:
– Верно, ничего нет… Сам завинтишь или как?
– Сам завинчу. – Сэконд моргнул и вытер потную верхнюю губу.
– Пошли, Розка, – говорит Вася, – дай ему на подпись акт и пошли.
– А там чего было? – спрашивает Розка, когда они спускаются по трапу.
– Ничего, – говорит Вася, – померещилось. Бывает. Посторонний сигнал, сопровождающий фонит.
Он остановился и прикурил, заслоняясь ладонями от ветра, потом повернулся к Розке:
– Ты, Розалия, сейчас наблюдала наведенные помехи. Потому как, если человек волнуется или там думает все время о чем-то, он, как я сказал, фонит… Знаешь, как карманники вычисляют, у кого особо крупная сумма денег при себе?
– А у него что там, деньги были? – интересуется Розка.
– Нет, так, контрабанда по мелочам… коньяк, чулки и презервативы… Ну, это не наша забота, пускай у ОБХСС голова болит.
– Вася, разве коньяк туда влезет?
– Ну, – бормочет Вася, – маленькая такая бутылочка. Очень маленькая. Ты, Розалия, «Архипелаг» читала? Ну «ГУЛАГ». Нет? И правильно, что нет. Ох, с огнем ведь играют, дураки!
Кабинет показался неожиданно пустым. Во всей конторе пусто – не на кого злиться, некого винить. Даже Лещинский не звонил больше.
Она в задумчивости ходила по кабинету, грызя ноготь. Из порта, далеко-далеко сквозь заклеенное на зиму окно доносилось лязганье кранов. Краны были крохотные. Она вспомнила, что когда-то, давным-давно, купила Ляльке конструктор. Легкие алюминиевые рейки с дырочками, винтики, гайки какие-то… Надеялась, что Лялька будет инженером. Инженером легче. И мальчиков в технических вузах гораздо больше, чем девочек…
Бедная Лялька.
Она села, придвинула бумагу, стала писать официальный отчет. Написала «опастность». Исправила. Белкиной такое доверять нельзя, надо самой перепечатать. И копию у себя оставить. Знаю я этого Лещинского.