Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - стр. 137
– Я тоже работал на раскопках, – сказал он. – Когда студентом был. Только не здесь, в Крыму.
– А Инночка сказала, вы из Москвы? – спросил Лебедев.
– Да.
Ему не очень хотелось распространяться на эту тему, Москва, как он полагал, была для местных чем-то вроде другого мира, запретного и недоступного.
– Тяжелый город, – тут же сказал Лебедев. – И как вы там только можете жить? Там же совершенно нечем дышать. И солнца нет. Вы коренной москвич?
– Нет. Я южанин. Перевели по работе.
– А вы бы отказались, – сказал Лебедев сочувственно.
– Да. Надо было отказаться. Но мне казалось, если я поменяю город, изменится жизнь.
– Изменилась?
– Нет.
– Там же звезд не видно, – сказал Лебедев обиженно. – А у нас тут звезды крупные, как яблоки. У меня на чердаке телескоп стоит, портативный. Хотите покажу?
Звезды действительно высыпали на небо и были огромные, яркие, тяжелые какие-то.
– Нет, – сказал он. – Нет, не надо. Я мало увлекаюсь астрономией. Большую Медведицу знаю разве что. И такой… ромбик с ручкой, как бы зеркальце.
– Наверное, вы имеете в виду Орион, – сказал Лебедев.
– Да, – сказал он. – Наверное.
Сейчас Лебедев будет говорить про современную науку, подумал он. И про жизнь на других планетах. Они всегда говорят про жизнь на других планетах. И еще про летающие тарелки. И про Бермудский треугольник. Людям нужно чудо. Когда у них отобрали Бога, они придумали себе Бермудский треугольник. Неравноценная замена.
– Верите в инопланетян? – спросил он машинально.
– Верить можно в Бога, – сказал Лебедев. – А касательно инопланетян можно только предполагать. Впрочем, мне жаль, что астроном Шкловский изменил свое мнение.
– А он изменил?
Чай остыл, поверхность его покрылась синеватой, раскалывающейся на куски пленкой.
– Да. В своем труде «Вселенная, жизнь, разум» он полагал, что космос населен разумными существами. А потом признал, что его выкладки были ошибочны.
– Может, они его припугнули?
– Кто?
– Инопланетяне. Велели молчать.
– Не думаю, что такого человека можно запугать. Он же ученый. Впрочем, если от этого зависела жизнь его близких… – Лебедев задумался.
– Я пошутил, – сказал он неловко. – А сами вы как думаете?
– Я наблюдал разные объекты на небе, – сказал Лебедев. – Иногда весьма странные. Но вы понимаете, если в девятнадцатом веке мы могли бы почти с полной уверенностью сказать, что наблюдаем НЛО, то сейчас мы можем столкнуться с чем угодно: с погодным зондом, с обломками спутника, с отделившейся ракетной ступенью. Да и сам наблюдатель влияет на наблюдаемое. Видит то, что хочет видеть. В Средние века видели воздушные корабли.
Лебедев повернул руку и взглянул на часы «Победа».
– Что-то Анна Васильевна задерживается…
Ему стало совсем тоскливо и неприятно, и он, чтобы отвлечься, торопливо сказал:
– Вы знаете, я в детстве думал, что луна растет и убывает за ночь. Я даже отчетливо помню, как шел куда-то с родителями и видел в небе серпик, а потом, когда возвращался, – полную луну… Потом я думал, может, это было затмение луны и я видел просто разные его фазы, но, знаете, не похоже. У луны во время затмения такой специфический красноватый оттенок…
– Наверное, два воспоминания наложились одно на другое, – сказал Лебедев. – В детстве это бывает. В детстве вообще время течет очень странно, какими-то рывками, склеенными фрагментами… Ребенок наблюдает странные вещи, которые кажутся ему вполне естественными. Он видит чудесное, невозможное. И только взрослый понимает, что такого не может быть, потому что не может быть никогда. И потому ничего особенного не видит. Вы, кстати, куда дальше собираетесь?