Все дьяволы здесь - стр. 49
Это пространство, это место всегда было для него безопасным. Почти священным.
Но теперь перестало быть таким.
Его взгляд скользил по крюкам под картины в стене, по картинам, лежащим на полу.
Гоген, Моне, Ротко, огромное полотно Сая Твомбли, скинутое с каминной полки. Великолепная картина Кеножуак Ашевак, лежащая кверху лицом.
Среди них можно было легко не заметить маленькую раму размером со средник старинного окна. Эта акварель, как ни посмотри, была совсем не впечатляющей, если не считать того утешения, которое она предлагала плачущему ребенку. Крохотное окно в невозможное.
Дымок все еще поднимался над домами. Неизменный. Предсказуемый. Река все еще прорезала деревню в долине. Вокруг росли непроходимые леса, в которых, как был уверен юный Арман, обитали чудесные существа. А в самом центре нарисованной деревни росло несколько деревьев.
Арман посмотрел на эту маленькую раму, лежащую на полу на месте преступления, и его обуяло почти непреодолимое желание повернуться и уйти домой. В Квебек.
Сидеть в бистро вместе с Рейн-Мари, Анри, Грейси и Фредом, свернувшимися перед камином, в котором потрескивают дрова.
Габри принес бы им кофе с молоком или что покрепче. Оливье подал бы лосося, копченного на кленовых дровах, а потом к ним присоединились бы Клара и Мирна, чтобы поболтать о книгах и картинах, о еде, о том, что натворила лошадь Святого Идиота.
Сумасшедшая Рут и ее одержимая утка Роза осыпали бы всех оскорблениями и тонкой поэзией.
Даже теперь, с расстояния, казавшегося непреодолимым, он видел многостворчатые окна бистро, выходящие на густой лес, и листья, которые уже меняют цвет.
Как это происходит рано или поздно со всеми.
Кроме той картины, которую так безрассудно бросили на пол.
Домой. Домой. Он очень хотел домой. Сидеть у огня. Слушать разговоры друзей, смеяться. Держать Рейн-Мари за руку и смотреть, как играют их внуки.
Гамаш подошел к маленькой картине и вернул ее на безопасное место на стене. На ее место.
Но прежде чем сделать это, он заметил написанное на заднике слово: «Арману».
Глава одиннадцатая
Рейн-Мари Гамаш сидела в баре «Жозефина» отеля «Лютеция», положив руку на картонную коробку.
Не обращая внимания на элегантных посетителей бара, она смотрела в огромные окна отеля на шикарных мужчин и женщин Шестого округа Парижа.
Они проходили по улице Севр. У многих в руках были полиэтиленовые пакеты из находящегося поблизости универмага «Ле Бон Марше».
Рейн-Мари осознавала, что происходит вокруг нее в великолепном баре в стиле модерн, но все, что она видела, – это тело на полу и кровь на ковре в комнате, где прежде играли ее дети.
И еще она пыталась вспомнить этот запах. Удастся ли ей когда-нибудь распознать его?
Вплоть до нынешнего дня она помнила запах своей матери. Не духов, а очистителя с содержанием аммония. Этот запах прилип к ней, впитался в материнские поры – она работала приходящей уборщицей.
И Рейн-Мари знала, что, уходя в могилу, унесет с собой запах Армана – запах сандалового дерева. По крайней мере, она на это надеялась. На то, что уйдет первой. В его объятиях.