Все друзья делают это - стр. 28

- Вижу, - Филипп окинул меня долгим взглядом и подарил скупую улыбку. - Прости, я был уверен, что узнаю тебя по волосам цвета топленого молока и меда, но…

- Это кто же так поэтично выразился? - немного ревниво вопросила Альбина и окинула меня критическим взглядом. - Хм, поменять волосы цвета меда и топленого молока на махагон сельский, обыкновенный?!

В ее взгляде было столько презрения, что я сама удивилась, когда стала оправдываться:

- У меня раньше были обычные русые волосы!

Схватилась за пальцы Никиты, чувствуя, что готова взорваться - от разочарования в себе и невозможности сказать то, что хочется.

- Неужели? - Филипп бросил взгляд за мою спину. - Другим иногда виднее.

- Кому, например?! - разозлилась, не смогла сдержаться, заметив, как Альбина смотрит на меня и покусывает ухо парня. - Ты ведь меня никогда в другом цвете не видел!

Я бы хотела, чтобы увидел. Мелькнула мысль, что, если бы я была со светлыми волосами, со своим натуральным цветом волос, он бы не смотрел на меня, как на предмет старой мебели. Но потом мелькнула вторая мысль: какая разница? Дело не в цвете волос, а во мне.

Ему нравятся рыжие, и я вижу тому доказательство. Ему не понравилась конкретно я.

Не была ему интересна сама по себе.

Не была ему интересна даже как подруга младшего брата.

Не зацепила, не затронула, не запомнилась - так бывает. Да и зачем ему я? У него есть рыжая с красными ногтями, есть первокурсницы, которые падают от его обаяния.

А я держалась.

Благодаря Никите не сдавалась и не показывала, как мне плохо. Другим не показывала. А мой друг чувствовал сам: неспешно поглаживал мои пальцы, выводил круги на запястьях, дул в разгоряченное ухо.

- Не видел, - согласился Филипп, когда я уже потеряла нить разговора, забыла, плавая в своих мыслях.

А потом он вдруг улыбнулся мне. Так искренне и по-настоящему, что я поняла: возможный дальтонизм лучшего друга - не та проблема, на которой стоит заострять серьезно внимание. С этим живут спокойно и счастливо. В то время как мой покой утрачен окончательно и бесповоротно.

И буду ли я счастлива, уже зависит не от меня. Не только от меня - так будет точнее. Еще и от светловолосого парня, который, наконец, рассматривал меня внимательно, хотя пока только как чужую подругу. От парня, на котором нетерпеливо ерзала не я, а другая. От парня, которого эта другая, взяв за руку, заставила подняться с кресла и теперь уверенно уводила в другую комнату.

Так легко.

И прочь от гостей.

Прочь от брата, которого он не видел два месяца.

Но самое главное - прочь от меня.

Я видела, прочитала по ее взгляду, когда она проходила мимо - она догадалась, поняла, она только потому и уводила Филиппа. Она готова была подарить ему быстрый секс, опасаясь, что его заинтересует нечто большее, нечто более значимое, и не с ней.

Она ревновала, да.

Но ее чувства не были сравнимы с тем, что ощутила я, когда Филипп, по-приятельски подмигнув мне, поддался ее уговорам и неспешно удалился из комнаты. Я долго смотрела на дверь и ждала, что Филипп поймет, что вот сейчас он одумается и вернется, что он что-то такое почувствует…

Не почувствовал.

А вернулся лишь спустя полчаса - взъерошенный, немного шальной, без рубашки и со следами коготков на груди.

Стоило представить, что он проделывал с рыжей, как меня затошнило. Он не мог. Когда я здесь, он не мог…