Все, что мы помним - стр. 7

Однако только не у больших раздвижных дверей главного входа. Их охраняет Сердитая Медсестра. Она сидит в своем кабинете, укрывшись за вазой с цветами, и тут же высовывается оттуда, стоит вам объявиться поблизости – хоть вы об этом заранее и не объявляете. Как будто чувствует ваше приближение.

«Могу я вам чем-то помочь, лапочка?» – спросит она в этом случае.

От лютой, ядовитой ярости, с которой это произносится, всякий раз просто оторопь берет. А иногда она заходит даже еще дальше.

«Чем конкретно я могу вам помочь?» – может спросить в таких случаях она. А потом улыбнуться. В такие моменты нужно хорошенько контролировать свой кишечник.

Она очень хороша в своем деле, эта Сердитая Медсестра.

Сегодня она разговаривает по телефону, и если б я могла, то открыла бы эти большие стеклянные раздвижные двери и вышла на парковку. Но, естественно, я не знаю, как их открыть, а вокруг никого нет. На парковке тоже ни души. Ни души, ни тела. Только чей-то сын складывает кого-то, усаживая на пассажирское сиденье машины и бережно обращаясь с его головой, чтобы отвезти в какое-нибудь милое местечко выпить чаю.

Сердитая Медсестра уже заметила меня. Она прикрывает телефон рукой, как будто для нее важно, чтобы я его не увидела.

– Чем конкретно я могу вам помочь, лапочка? – предостерегающе спрашивает она у меня.

Я ее не боюсь.

– Моей приятельницы нет в ее комнате, – го- ворю я ей.

– Не переживайте на этот счет, лапочка, – угрожает она.

Я ничего не отвечаю. И не двигаюсь с места. Ей это явно не по нутру.

– Что вам сейчас нужно, так это хорошая партия в бинго, – говорит она.

Я бы предпочла, чтоб меня разорвали на части лошадьми.

– Уверена, это было бы просто чудесно, – отзываюсь я и опять смотрю на парковку.

Мы понимаем друг друга.

У меня окно лучше, чем окно у моей приятельницы… Лучше окна моей приятельницы. Неприятель моего неприятеля – мой приятель. Окно моей приятельницы – приятель моего окна. Слова – они такие…

Мое окно заполнено деревьями. Близкими и далекими. Такими близкими, что самих деревьев не видно, видны только листья. И такими далекими, что деревья видны, а листья уже нет – понятно лишь, что они зеленые. В общем, как там в этой пословице говорится: за деревьями не видать леса?

Я смотрю на эти деревья, когда не разглядываю улыбающиеся фотографии, стоящие на этом, как его там, или не пялюсь в надоедливый телевизор. Я не знаю, что это за деревья. Но это явно деревья. Я не знаю, как они называются, эти деревья. Я не знаю их названий или имен. Хотя беспокоит меня не это. А то, что я люблю их. Что, впрочем, меня тоже особо не беспокоит. А вот что беспокоит, так это что я не знаю, по какой именно причине я их люблю. Или как именно я их люблю.

Именно… Имя… Должно же это как-то именоваться?

Как бы там ни было, когда я смотрю в свое окно и вижу деревья, то там всегда есть и что-то еще. Что-то, что я люблю. Или что-то, что я помню, как любила, – почти помню. Я провожу уйму времени, почти вспоминая. Вообще-то это меня тоже особо не беспокоит, по большому счету. Но что-то там все-таки есть.

Моя дочь говорит, что это здорово, когда за окном деревья. Я отвечаю ей, что не пойму, о чем это она. В каком это смысле «здорово»? При чем тут здоровье? Она говорит мне, что я просто невыносима и что у нее нет времени на эти мои игры. На деревья у нее тоже нет времени. Моя дочь ничего не смыслит в деревьях. Она ничего не смыслит и в комнатных растениях, раз уж на то пошло, – знает лишь, что их нужно поливать и что они могут испортить ковер. И что это еще одна вещь, на которую у нее нет времени. Она такая хорошая дочь…