Всё, что исхожено… - стр. 19

Сидя за компьютером, я слышал, как выносит к воротам свое многочисленное имущество мой сумасшедший агроном, но не пытался ему помочь. Потом всё стихло, и я подумал даже, что он ушёл домой пешком. Но ещё чуть погодя я увидел, как он снова поднимается на второй этаж сажать замоченный вчера в гумате чеснок. Я отходчивый и вышел к нему. Он сказал, что чеснок не виноват и до завтра он сгниёт, намоченный. Я ответил, что крупный сорт надо сажать в одну грядку, а мелкий – в другую, чтобы потом не перепутать. Он не спорил.

Потом мы спустились вниз промочить горло, хотя и наверху оно у нас не просыхало. Мичурин захотел почитать мне свои стихи. Он их пишет блокнотами, тетрадями, километрами. Я ему много раз говорил, что стихов не люблю, но он мне всё равно их читает.

А ещё он очень любит мультфильмы. Самые примитивные, самые детские, и я их скачиваю для него из интернета. Приготовил как-то для него целую коллекцию мультиков про Тома и Джерри, которые я сам с удовольствием смотрю, особенно ранние. Потому что они гениальные, по-моему. Гениально нарисованы – мимика, пластика, юмор. Но Мичурин категорически потребовал удалить эту гадость с его жёсткого диска! Оказывается, он терпеть не может этих мультфильмов из-за того, что там Тома всё время обижают.

И вот сейчас обиженный за Тома и за себя Мичурин предложил мне свои стихи, а я согласился. В этот раз мне стихи его показались. Отчасти, наверное, потому, что я ни за что, ни про что его обидел. Отчасти потому, что читал он по своему блокноту в очках с толстыми линзами и при этом ещё с лупой. Потому, что он – слепой вообще-то, мой Мичурин. В этом он достиг таких же высот, как в алкоголизме. Или даже в агрономии.

Нет, я его сегодня всё-таки убью.

Изо дня в день откладываю этот момент, но знаю, что всё равно придётся. И Мичурин говорит: будь же ты мужчиной! Я уже в стволе и дырочки просверлил длинным сверлом, чтобы до самой сердцевины. Осталось только яд залить, но я каждый день откладываю.

Этот фикус я посадил пять лет назад совсем тоненьким хиленьким прутиком. Чтобы его ветром не поломало, к нему была привязана тростиночка бамбука. И я мечтал о том, как я его буду поливать, как он у меня разрастётся и крону его я буду обрезать точно по периметру веранды, чтобы нещадное солнце пяди моего тучного тела не увидело, выпивающего на свежем воздухе в шезлонге.

Но сначала строители дома забетонировали всю веранду целиком, хотя накануне я им сказал, чтобы они оставили ямку для дерева. Они покивали, дескать, да, да, как вам будет угодно, сэр. Но забыли, конечно. Увидев результат, я приказал брать отбойный молоток и сделать то, что их просили. Они сначала в отказку, мол, невозможно это и вообще нельзя, и жёнушка моя была с ними солидарна. Но я был непреклонен. И они бедняги полдня потом ломали тридцатисантиметровую толщу бетона. Веранда хоть и на втором этаже, но под ней земля, ибо избушка наша к горе приделана.

Жена была против, чтобы я сажал тут плодовое дерево, чтобы не убирать бесконечную грязь от упавших перезревших фруктов. Да я и сам хотел, чтобы здесь росло что-то вечнозелёное. А главное быстрорастущее, чтобы успеть дождаться времени подрезки лишней кроны. Поэтому цитрусовые тоже пришлось исключить, и остался только фикус.