Всадники - стр. 2
Из клубов дыма вынырнул третий чистильщик, неся на лице голодную улыбку. Этого звали Бхокх, и он восседал на жеребце цвета ночи, пожравшей звезды. Там, где Харб с ревом размахивал полуторным мечом или разил стрелами Ваба, Бхокх работал одними руками – длинными и тощими, точно посеревшие ветви умирающего дерева. Сейчас он держал горящую палку. Пламя шипело и трепетало, пытаясь справиться с густой, застывающей кровью.
Каким-то образом Лилит догадалась, что этот ублюдок тыкал палкой во все тела, до которых только мог дотянуться. Совершенно некстати подумала, что понятия не имеет о том, который час. Затянутое дымом небо могло принадлежать как дню, так и ночи.
– Да, Харб, брось Тойту вызов, – поддразнил Бхокх вкрадчивым голосом, который никак не вязался с его внешностью – ополоумевшего людоеда с покрасневшими глазами. – Не отказывай нам в удовольствии, братец. Ваба, как обычно, посмеется, а я обглодаю твои косточки, когда все закончится. Могу даже поклясться, что не закушу твоей кобылой.
Харб замер, точно обдумывая услышанное, и вдруг расхохотался. Впрочем, глаза его оставались холодны, как промерзшая земля.
– А почему бы нам не бросить Тойту вызов втроем? – спросил он.
До поры Лилит игнорировала Тойта – последнего всадника, замершего вместе с конем у сколотой чаши крупного жертвенника. Не обращала на него никакого внимания хотя бы по той причине, что сам чистильщик никак не обозначал свое присутствие.
В капюшоне, укутавшись в пепельный плащ, Тойт сидел, понурив голову и сложив руки в перламутровых перчатках на рожке седла. Его поза говорила об усталости, но Лилит знала, что в нем кипит энергия. Столь же ошибочным было мнение и о том, что он якобы не участвовал в бойне. Лилит понимала, чувствовала, как Тойт действовал. Он дотягивался разумом до любой раны, оставленной другими чистильщиками, и нарекал ее смертельной. И плоть, сама жизнь – все подчинялось этому неотвратимому суждению.
Ваба бросил на него вежливый, но высокомерный взгляд:
– Тойт не примет наш вызов. Он слишком рассудителен для пустого обмена ударами.
– А кто сказал, что обмен ударами будет пустой? – огрызнулся Харб.
Бхокх подвел коня и наклонился к трепыхавшейся Лилит. Схватил ее за плечо. Сжал пальцы, стремительно погружая их в умасленную, нежную плоть. Лилит едва не захлебнулась от крика, когда кисть Бхокха образовала кулак – с зажатыми в нем кожей, венами, мышцами и окровавленными фрагментами женского жирка.
«Долго ты еще будешь терпеть? – спросил внутренний голосок Лилит. – Ты уже запомнила их. Каждого. Пора бы разменять свои мучения на их».
– Да, пора, – прохрипела она.
– Говорит, – заметил Ваба, с интересом поглядывая в ее сторону.
Отмахнувшись, словно все это пустое, Бхокх отвел коня в сторону. Кровоточащий ломоть, нетерпеливо подталкиваемый пальцами, отправился прямиком ему в раззявленный рот.
– А знаете, у нее вкус как у беременной свиньи, – промычал Бхокх после непродолжительной паузы. Его челюсти работали не переставая. Губы выпячивались, демонстрируя глубокий анализ вкуса. – Свинья она и есть. Может, проверить ее живот?
Лицо Лилит исказила улыбка. Яростная и солнечная, как смерть в огне.
– Я – Лилит, Геката и Селена, Триединая и Вечная! – Голос ее, несмотря на горячечный гнев, слабел с каждым словом. – И я клянусь, жрецы, что буду выворачивать вас наизнанку, пока не сыщу того, чье имя вы прославляете! Клянусь в том кровью зрелых, неоперившихся и тающих…