Времяоник - стр. 3
* * *
Однажды я услышал по радио рассказ Тургенева "Муму". После этого здание детского сада – красивый двухэтажный дом, окруженный забором, —представлялось мне бывшим помещичьим особняком, отнятым у богачей после революции, о которой я слышал много рассказов от бабушки. Я воображал, что где-нибудь поблизости в сарае мог жить дворник Герасим, уже без Муму. Революция загадочным образом связывалась с судьбой бедной собачки.
* * *
Группу иногда водили в кинотеатр. После фильма "Аты баты, шли солдаты" я остро, болезненно осознал, что недавно в моем мире была жестокая война.
Прошлого не изменишь. Оно всегда будет меня мучить, пока я жив. Надо как-то привыкать. Нет, не просто будет жить в этом мире. Но что делать? Возможно, мне предстоит спасти этот мир.
Взрослые заверяли, что сейчас все страны борются за мир и счастье, и войны уже никогда не будет.
Жизнь продолжалась своим чередом, и мне ничего не оставалось, как наблюдать за происходящим. Привыкнуть к прошлому оказалось возможным, но иногда мне снились кошмары.
Во сне меня преследовал горящий человек. Я с другом, почему-то взрослым и одетым в армейскую форму, кидал в него снежки. Этот сон мне снился несколько раз.
* * *
Я полюбил слушать радио, знакомясь через него с миром. Мне было совсем мало лет, а я уже понял, что люди не верят в возможность предвидения будущего, и беспокоился, видя в этом слабость окружающего мира.
Информация, идущая из будущего, наводила неясные, но грустные мысли, будто грозила бедой. Это тоскливое настроение было трудно преодолеть, оно мешало наслаждаться жизнью. Я решил, что здесь какая-то ошибка, что это вроде негатива фотографии, которая на самом деле будет не такой страшной.
Но в мире что-то было не так. Случайно узнал трагедию воспитательницы детского сада. Ее мужа убили. Возвращался домой через колхозные поля, и два милиционера избили его до смерти, якобы за кражу лука, которым сами же и наполнили ему карманы.
Как такое возможно? Кто такие милиционеры? Какие еще колхозные поля?
* * *
В детском садике было скучновато. Особенно тяжело было в “тихие” часы, когда группу укладывали спать на раскладушках. Иногда, когда воспитательницы уходили, дети начинали шуметь, баловаться. Некоторые раздевались догола.
Однажды, во время какого-то мероприятия, когда всех усадили на стулья в три ряда, заметили одну девчушку, занимавшуюся подозрительными развлечениями в дальнем углу. Ее сильно поругали. Сообщили матери, которая работала поваром в том же садике. Она поставила дочь в центре зала и сняла с нее трусы – "чтобы постыдить". Девчонка ревела как корова, хотя и была в платье. Я смотрел на нее и размышлял, что с детьми не очень-то церемонятся. Авторитет взрослых был окончательно подорван.
Просто беда с этими девчонками. Вот одна насовала себе в нос пуговиц от рубашки и заплакала. Воспитательницы всполошились, вызвали “Скорую помощь”. Пришел дядя в белом халате, с фонариком на голове, ковырял блестящей палочкой у девочки в носу, сердился.
Детский садик был круглосуточный, некоторые дети оставались на ночь, спали на раскладушках. Плохо-то как.
Мама забирала меня из сада в пять часов. В теплое время года мы, забежав к бабушке, немного перекусив и прихватив брата, шли на речку купаться. Мы спешили, и меня везли в старой большой коляске. Порой брату тоже хотелось в коляску, он начинал капризничать, жаловался на жару и усталость. Мама устраивала его в коляску, а меня сажала к нему в ноги, и так мы продолжали путь. На берегу было хорошо, свежо. Раздевшись, я по горячим камушкам бежал к воде. Осторожно забредал в воду, медленно окунался. Брат умел уже плавать самостоятельно, только придерживался на всякий случай за надувную лягушку. Накупавшись, мы быстро переодевались в сухое и шли домой. Медлить было нельзя: к вечеру людей облепляли тучи комаров и безжалостно кусались. Ужинали у бабушки. День кончался. Мама с бабушкой стирали наши носки, рубашки, готовили нас к завтрашнему дню.