Время вышло. Современная русская антиутопия - стр. 29
Только не для мамы.
Маме стало тесно, и она осуществила экспансию сразу по трём направлениям: курение, алкоголь и…
Сначала о первых двух.
Обжившись, мама очень скоро стала подстерегать своего сына на балконе, лишая его возможности уединяться с упомянутыми сигареткой и рюмочкой. Мама принялась отыскивать тайники и нычки, стала предъявлять пепельницы, тяжко вздыхать, укоризненно смотреть, вспоминать деда Серёжу-алкоголика и выкладывать на видное место статьи о летальном исходе с рекламой реабилитационных центров.
Очень скоро вместо одной сигареты в день мой приятель перешёл на две, а воскресная рюмочка сделалась и субботней, и пятничной. Предаваться любимым удовольствиям вне балкона приятель не желал, противостояние нарастало.
Тут и возник третий, последний пункт списка материнских экспансий – компост.
Уроженка райцентра, расположенного среди полей, рек и заброшенных предприятий, она просто не могла жить без компоста. На балконе, да, именно там, было установлено ведро с крышкой. В ведро мама принялась складывать объедки, шкурки и скорлупу.
Ведро начало пованивать. То и дело его разоряла упомянутая корги, растаскивая гниль по полам из кавказского дуба.
Компост рос, как здоровый малыш, и скоро потребовал утилизации. Мама легко нашла выход – устроила рассаду. Ладно бы цветы, нет, петрушка, помидоры, лук.
Урожай не заставил себя долго ждать, и мама начала закатывать банки.
Модный интерьер пропах соленьями, на балконе теперь хранились мешки с грунтом и садовый инвентарь, младший отпрыск освоил прополку, корги охотилась на жуков, заготовительные излишки раздаривались близким. Мне тоже досталась банка.
Приятель мой стал плохо спать, ему снилось, что мать сливает в ведро не только помои с их кухни, но и собирает по соседям. От мысли, что в компост идут не одни объедки, но и что похуже, он просыпался в холодном поту.
Наступили каникулы, приехала дочь.
Такая близкая, родная и вместе с тем заокеанская, новая.
После первых расспросов и ответов, в которых посторонний наблюдатель мог бы разглядеть снисходительность юной американки к местным предкам, она деловито свернула самокрутку и спросила, где тут курят.
– На балконе! – воскликнул отец, несказанно обрадовавшийся тому, что дочь курит. – Скрути и мне, пожалуйста.
Старушка-мама поджала губы, мудрая жена перенесла своё внимание в инстаграм, мелкий и корги с любопытством последовали за курильщиками.
Идиллия, однако, продлилась недолго. Не успел радостный отец чиркнуть зажигалкой, как дочь спросила:
– Это огород?
– Да, – вздохнул мой приятель. – Бабушка совсем того, старость не радость, повсюду помидоры, и самое стрёмное – чувствуешь запах? Компост, она развела тут компост. Прямо здесь, на моём балконе.
Он сорвал крышку с ненавистного ведра и продемонстрировал отвратительную картину плодородного разложения.
– О май гад… – воскликнула дочь. – Как это прекрасно.
Нет, ни мой приятель, ни вы, друзья мои, не ослышались.
Юная американка была восхищена. Возвращаясь на родину, она ожидала встретить милитаризм, гомофобию и нерациональное обращение с отходами.
Компост вернул ей веру в Россию.
Бабушка оказалась не сбрендившей старухой, а человеком будущего.
В квартире наступили стремительные перемены: мусор начали разделять и возить в пункты приёма; возить, естественно, предписали отцу, причём попытки выбросить всё вперемешку в первую попавшуюся помойку строго отслеживались и наказывались штрафами – у него отбирали сигареты. Матери запретили эпиляцию, потому что женщина должна быть естественной, духи и дезодоранты были реквизированы, потому что разрушают озоновый слой, спускать в туалете предписали не чаще одного раза в день – нечего разбазаривать водные ресурсы.