Время вестников: Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников - стр. 9
Возмущенный Танкред запер ворота Мессины после того, как один из англичан затеял драку с торговцами хлебом, а Ричард, только и ждавший появления casus belli, не потерпел нападения на своего подданного: тем же вечером он начал обстреливать коронный замок Мессины с моря, из уставленных на кораблях баллист, и попытался взять город с наскоку. Сицилийцы отбились, после чего Львиное Сердце начал правильную осаду – следовало подготовить штурмовые лестницы, сделать подкопы и вообще запугать Танкреда мощью английской армии. Но сицилиец не относился к числу боязливых людей и к тому же надеялся на помощь со стороны Филиппа-Августа. Король Франции помалкивал, соблюдая нейтралитет.
Филипп не вступал в баталию по двум причинам. Во-первых, если Ричард добьется своего, французская казна по договору получит половину добычи – любые захваченные со времени отплытия крестоносного флота из Марселя ценности подлежат дележу. Во-вторых, Капетинг, являвшийся умным политиком, понимал, что не следует ссориться ни с Англией, ни с Сицилией. Деньги так или иначе окажутся в его сундуках.
Стояние под стенами Мессины, когда англичане изредка предпринимали вылазки, а французы высокомерно посматривали на глупый спор о наследстве, продолжалось уже полную седмицу, и конца-края ему не предвиделось. Столица Сицилии хорошо укреплена, подданные Ричарда разозлились и предвкушали грабеж в случае взятия города, крестовый поход приостановился, а Львиное Сердце благодаря собственной твердолобости вознамерился оставаться на острове хоть до дня Страшного суда. Тем более, что кредиторы – ломбардские банкиры и рыцари ордена Храма – ненавязчиво напоминали ему, что подходит срок выплат по векселям.
Все разумные люди – королева-мать Элеонора, Танкред, престарелый римский папа и Филипп-Август – понимали: ситуацию нужно взять в свои руки и любым способом добиться завершения конфликта.
Главным препятствием, как во всех подобных случаях, являлись смертные грехи, обуявшие английского короля: стяжательство, гордыня и тщеславие.
– Ваше высочество, где горячая вода?
– Я вам служанка, сударь? Ох, простите… Я уже послала монахинь на кухню.
– Да держите же! Пережмите ему руку! Еще повыше! Дьявольщина…
– Не богохульствуйте, вы в монастыре. Может быть, пригласить капеллана для исповеди?
– С ума сошли? Какой капеллан? Жмите, черт бы вас побрал!
– Утихомирьтесь, мессир. Я видела самые разные раны и привыкла к виду крови.
– Я просто счастлив… Да уберите вы своего кота!
– Гуэрида, брысь! Брысь, кому говорю!
– Кинжал! Не этот, потоньше. Посмотрите в моем мешке, там должна быть деревянная фляга с залитой воском крышкой.
– Нашла. Открыть?
– Дайте сюда.
Внезапно подал голос объект хлопот Гунтера и принцессы Беренгарии Наваррской:
– Ты только спирт на рану не лей!
– Заткнись!
– Дай хлебнуть.
– Беренгария! Плесните в бокал красного вина и наполовину разбавьте этой жидкостью. А ты помалкивай!
– Какая гадость… – Принцесса наконец отодрала пробку, раскрошив воск, и, понюхав, закатила глаза. – Пахнет, будто очень крепкое вино.
– Это и есть вино, только сгущенное. Давайте бокал. А ты пей.
– Наркоз, бля…
– Если не нравится – получишь обухом топора по черепу. Вот тогда будет наркоз. Все, лежи и терпи.
Ворвались две монашенки – келарь обители Святой Цецилии Мария Медиоланская и сестра Клара Болонская, недавняя послушница, лишь месяц назад принявшая постриг. У каждой в руках по кувшину с исходящей паром горячей водой.