Время уходит. Жизнь продолжается. Повесть - стр. 13

Но всё дальше уходили годы той страшной войны, лапти потихоньку заменялись на сапоги или ботинки (по достатку каждого), хотя и самого примитивного фасона, но ведь из кожи же, которые можно было носить в любую погоду. Это потом пошла обувь из кожзаменителя и даже для лета из парусины. Но в любом случае это были уже не лапти с онучами. Правда, Матвей ещё весь 8-ой класс (шёл уже 5-ой год после окончания войны) проходил в лаптях, ботинки купить было не за что. А ботинки ведь в то время переводили любого сельского жителя, тем более молодого, фактически на другой, более высокий, относительно, конечно, социальный уровень. Но в этой жизни не всё так однозначно. Хотя в ботинках можно было уже смелее подойти к понравившейся однокласснице, но по всеобщему признанию в школе зимой в лаптях было ногам теплее, чем в каких-нибудь тесных ботинках. Отопление то было печным и не во всех классах. Когда тепло ногам, то это хорошо. Но лапти в 8-ом классе на мальчишке это уже плохо. Потому что в классе появилось много девочек из соседних деревень и все в туфельках-ботиночках.

А в этом возрасте уже начинают проскакивать между мальчиками и девочками те самые искорки на сближение, а когда мальчик в лаптях, то моментально срабатывает принцип «броуновского движения» на отталкивание. Лапоть он и есть лапоть. Но Матвея выручало то, что он учился отлично, а потому и утверждение о том, что «встречают по одёжке, а провожают по уму» делала своё дело. Отношение одноклассников к нему формировалось не по его одежке, часто несуразной, а по его ответам на вопросы учителей, по оценкам за контрольные работы, за выполнение домашних заданий. Но при этом «отличник» был очень застенчивым, стеснительным и смелости даже не хватало на то, чтобы участвовать в школьной художественной самодеятельности. Куда уж тут до того, чтобы закрутить роман.

Как же, «артисты» на сцене видны со всех сторон, а сельский зритель весьма критичен не только к мастерству «артистов», но и к их одеянию. Если мастерство дело наживное и его за счёт репетиций, несомненно, можно достичь, то где взять более или менее приличную одёжку, в которой не стыдно было бы предстать перед зрительным залом. Одно дело быть в классе, где внимание всё-таки уделяется, прежде всего, учёбе, но не одежде и обуви. Выход же на сцену автоматически переводит того же ученика в положение фактически воспитателя, который просто обязан быть безупречным не только в своих словах и действиях, но и во внешнем виде. Сложившиеся внутренние убеждения не только у Матвея, но и у многих его одноклассников, не позволяли им выставлять напоказ то, чего они стеснялись и от чего испытывали внутренний дискомфорт. Как тут не робеть?

Казалось бы, ради собственного духовного развития и даже большей узнаваемости среди сверстников и сельчан можно было преодолеть и робость, и не смущаться своей неказистой одежонки. Но, с одной стороны, сложившийся патриархальный образ сельской жизни никак не стимулировал «выставлять себя напоказ». А с другой, – на поведение ученика существенное влияние оказывала всё-таки школа и чеховское «в человеке должно быть всё прекрасно: и одежда, и душа, и мысли» заставляло многих учеников внимательно оценивать своё отражение в воображаемом (импровизированном) зеркале. Почему в импровизированном? Да потому что у многих дома не было даже такого атрибута в убранстве их жилья как зеркало. Ничего не поделаешь. Нищета и послевоенная разруха вкупе с менталитетом сельской жизни просто вынуждали многих жителей обходиться не только без зеркала, но даже и не умываться ежедневно, тем более, с туалетным мылом, которого, естественно, никогда не было, и чистить зубы с зубным порошком (тогда паст и в помине ещё не было).