Время тишины - стр. 8
Пять кварталов спустя волнение отпустило меня. Я перешел с бега на ходьбу и утер рукой взмыленный лоб. Чувствовал себя так, будто только что спасся бегством от ревущего локомотива, причем удирал от него по шпалам и только через двадцать километров погони догадался с них спрыгнуть. В общем, те, кто удирал по шпалам от несущегося на крейсерской скорости локомотива, меня поймут.
На работу я пришел в дурном настроении. А кто бы пришел не в дурном, если бы знал, что половина населения города от него шарахается, как лань от гепарда, а вторая половина только и судачит о том, как благочестивый с виду человек тайком в темном подъезде хватается за свою интеллигенцию? Словом, на душе было скверно, и вскоре мои опасения в том, что неприятности только начались, к сожалению, полностью оправдались.
Я теряю работу
А теперь настал черед познакомить вас с Гудомаровым-старшим. Он оказался единственным сотрудником редакции, который не сбежал при моем появлении, словно робкий первоклашка, узревший на горизонте школьного хулигана. Напротив, будто жаждал встречи со мной. Остальные вели себя примерно так же, как и знакомые, встреченные по пути на работу. Сидевший на входе охранник, увидев, как я вхожу в дверь, ловко проглотил дымящуюся сигарету и нырнул под стойку, наотрез отказавшись вылезать, пока я не исчезну из виду. На лестничной площадке я столкнулся нос к носу с уборщицей. Почтенная женщина преклонных лет, волоча ведро и швабру, медленно спускалась по лестнице, тяжело дыша. Даже на пути вниз каждый шаг давался ей с трудом.
Узрев перед собой меня, она побелела, развернулась на сто восемьдесят градусов и взлетела обратно по лестнице так стремительно, как, должно быть, не взлетала и по менее крутым лестницам во времена своей молодости, спеша на свидание к любимому кавалеру. Надо сказать, что передвигалась уборщица с громким звуковым сопровождением, так как попутно яростным ревом оповещала редакцию о моем появлении. Вероятно, благодаря ее стараниям здание словно вымерло. Поэтому я поднялся по пустой лестнице, прошел по пустым коридорам и первого человека встретил только в своем кабинете.
Это был студент-стажер, которого прикомандировали ко мне на несколько недель. Одну из них мы уже проработали вместе, и отношения у нас сложились прекрасные. Студент таскал мне из столовой обеды. А я позволял ему бить баклуши, обещая поставить зачет по практике, лишь бы он не мешал. Словом, если кто и должен был быть в редакции настроен ко мне благожелательно, то лучше претендента на эту роль, чем стажер, не найти. Когда я вошел, прыщавый юнец повел себя, мягко говоря, возмутительно.
Сначала он перекрестился и попытался солдатиком сигануть в окно. Не сумев его открыть, так как рамы были старательно заклеены на зиму еще лет шесть назад, он вспорхнул на шкаф с такой непринужденной легкостью, будто в детстве ходил в спортивную секцию по прыжкам на шкафы и даже завоевал несколько наград на соревнованиях по этому виду спорта. Я начал ему выговаривать по поводу того, что неприлично так себя вести и запрыгивать на шкафы, пусть даже ты и находишься в редакции газеты. Ведь существует множество людей, которые не запрыгивают на шкафы, даже если их об этом попросить. Я попросил стажера брать пример с тех, кто не запрыгнет на шкаф ни за какие коврижки. Но не успел закончить нравоучение, как на столе задребезжал старенький телефонный аппарат.