Время смерти - стр. 32

Он прав. Чёрт, как это странно, думать о нём в третьем лице, а о себе – в первом. Да кто я есть такой, чтобы обо мне думать. Пустая оболочка. Эффектор без памяти, воли, эмоций.

Я отрешённо обернулся к специально вывешенной на стене проекторной панели, вскоре все только туда и смотрели. Там светился «северный» квадрант внешнего обзора.

Настала пора.

Мы заходили фромсан, по восходящей орбите в плоскости эклиптики под некоторым углом к радиус-вектору, настойчиво упираясь вторичными двигателями по касательной к Солнцу, что и позволяло нам всем спокойно стоять на палубе, будто мы до сих пор не расстались с «Сайриусом», а не летели на убогом внутрисистемном грузовике. Земля с этого ракурса выглядела драгоценной жемчужиной, слегка оттенённой на фоне черноты космоса белой искрой Луны, что так удачно была готова загородить нас своей массой.

Всё было готово к нашему возвращению – транспондер был заряжен двумя десятками свежих кодов, шумопостановщики замерли в пусковых шахтах, на случай, если возбуждённая ионосфера недостаточно скроет наше приближение, курс к Луне проложен, нас ждали ни о чём не подозревающие люди Корпорации, мы же знали свою жизнь наперёд на ближайшие несколько лет в деталях, и ещё на доброе десятилетие вчерне.

Но сейчас мы думали не об этом, мы все ждали главного. Того, ради чего все мы и собрались вместе.

Тоскливая протяжная нота потянулась к нам издалека, не замечая нашего приближения, не узнавая.

Это была песня агонии, песня отупляющего безумия, последний предсмертный выдох.

Это был голос Матери.

В глубине чёрного космоса, где нет ничего, кроме рассеянного звёздного света и промозглого эха неудержимой энергии, некогда породившей всё в этой Вселенной, там ты ощущаешь лишь чувство безвозвратной потери, но толком не можешь вспомнить, что именно ты потерял. Только возвращаясь домой, ты наконец осознаёшь цену былой потери. Потому что ты чувствуешь это снова.

По моему лицу струились слёзы, застилая глаза.

Кто-то опустился на колени и бормотал про себя, глотая рыдания.

И только Улисс стоял молча, с перекошенным лицом, больше похожий на живого мертвеца, чем на человека.

Его кулаки были сжаты до хруста.

В отличие от меня, он куда острее чувствовал агонию в голосе Матери.

И если я просто знал, что нам её уже не спасти, то он это отчётливо понимал.

Сможешь ли ты простить своих детей, Мать? Они до сих пор не понимают, что обречены тебя потерять.

Общий аларм заставил всех разойтись по каютам, начиналась активная фаза с гравитационным манёвром вокруг Земли, выходом в точку Лагранжа L4 и последующей посадкой в лунном кратере Кабеус.

Мы вернулись.

А я опять всё забыл.

Винтолёты шли ниже уровня сопок, на ходу корректируя курс по спутнику. С тех пор, как Ангара перестала замерзать зимой, здесь года не проходило, чтобы ещё недавно точнейшие топограммы не начинали показывать отсебятину, так что летать так низко здесь приходилось с оглядкой.

Остатки таёжной чащи, скрывающиеся в тени сопок, тоже глаз не радовали – обычное вязкое болото, откуда тебя хоть потенциально спасут, если не задохнёшься от гнилого смрада, в таких местах переходило в смесь голых скал на месте оползней с частоколом вполне ещё годной древесины, больше похожей на камень. Ствол давно мёртвой, но даже не собирающейся гнить сосны мог прошить винтолёт насквозь, и понадобится ещё лет сто, чтобы здешняя гать окончательно переварила остатки былого царства вечной мерзлоты. А уж что рассказывали про местную фауну… лучше не повторять.