Время памяти. Шепот богов. Книга первая - стр. 18

Лунный свет лился прямо в окно, словно молоко из опрокинутого кувшина, и растекался лужицей по чисто-выскобленным широким доскам пола. Я проснулась от того, что мне как будто кто-то на ухо прошептал: «Время пришло…» Открыла глаза, прислушиваясь к тишине, пытаясь осознать, откуда это пришло. То ли во сне что привиделось, то ли и вправду, кто-то стоял за спинкой кровати, нашептывая мне в ухо непонятное. Спустила ноги с кровати, и с легкой настороженностью, еще раз внимательно оглядела комнату. На стене размеренно тикали ходики, и слышно было, как в сенях заворочался Хукка1, большая медвежья лайка. Посидев еще немного, прислушиваясь к своим ощущениям, уловила ускользающую легкую, словно край фаты неведомой ночной гостьи, тень тревоги. И опять не пришло понимания. То ли отголосок ночных снов, то ли и вправду, надвигалось что-то тревожное. Потерла лицо ладонями, сбрасывая с себя остатки сна. Скоро утро, так что, ложиться обратно в постель уже не стоило. Встала, вытащила из старого платяного шкафа с полки большое полотенце, и отправилась во двор к колодцу. Хукка встретил меня в сенях радостным повизгиванием и мотанием хвоста. Потрепав лохматую голову пса, отворила дверь на улицу, вышла на крыльцо и замерла на несколько мгновений. Луна валилась за кроны деревьев, подсвечивая их изнутри, словно волшебный фонарь. Луг перед домом сверкал и переливался от предутренней росы в голубоватом свете хозяйки ночного неба, будто драгоценный, затканный серебром и речным жемчугом, ковер.

Не обуваясь, босиком, побежала по росной траве к колодцу, чуть вздрагивания от холодной влаги. Легкий туман выползал из лесной чащи, настороженный, крадущийся, как ночной хищный зверь на охоте. У деревянного колодезного сруба скинула ночную сорочку, и так замерла на некоторое время, чувствуя, как меня словно ласковой волной омывает лунный свет. Бабушка всегда говорила, что нет большей силы в мире, дарящей женщине красоту и молодость, как утренняя роса, да лунный свет. Но делала я это совсем не для молодости или красоты. Пока что, было у меня и то и другое, а я всегда твердо помнила, что лучшее – враг хорошему. Мне просто нравилось впитывать в себя энергию ночного светила и прохладу росы. Во мне сразу начинала бурлить, словно игристое вино, какая-то неведомая сила, дающая мне особое видение и понимание окружающего мира. Ледяная вода из колодца окончательно привела меня в порядок. Хукка взвизгнул, и с обиженным урчанием отпрыгнул от меня, когда выплеснутая из ведра холодная вода попала ему на морду. Не любил он купаться в холодной воде, ох не любил! Растершись докрасна полотенцем, я рванула к дому, радостно повизгивая, как совсем недавно Хукка. Быстро приготовила горячего чаю со свежей брусникой и немного поджаренного хлеба – чудесный завтрак, чтобы начать новый день.

Родом я была с этого самого хутора, причем, в самом, что ни на есть прямом смысле этого слова. Его поставил мой дед, пришедший в эти края с Новгорода еще до революции. Когда эта территория отошла к финнам, дед с бабкой не стали, как это сделали многие, переселяться на территорию Советской России, а остались на своем хуторе. Дед говорил, что он уже не боится никого: ни шведов, ни финнов. А бегать с места на место он не любил. Так и жили, в крепи дремучих лесов, у истоков реки Хейное. Мой отец был их единственным сыном. И когда мальчик подрос, то его отправили в Петрозаводск, в школу-интернат. Домой он приезжал только на каникулы или на праздники. После окончания школы, он поступил в лесной техникум. Там и с матерью моей познакомились. Но когда ей пришла пора рожать, отец не отправил ее в роддом, а повез на родной хутор.