Время одуванчиков. Рукопись из генизы - стр. 28

Степанов задумался:

– Похоже, убийца не очень-то спешил. Застрелил, зашел в квартиру, соответственно, прикрыв за собой дверь. И спокойно поискал, что ему нужно. Рукопись, записная книжка… Может и еще что-то было. Нервы стальные у человека.

– Кстати, а гильзу нашли?

Степанов помотал головой:

– Вот тоже, кстати. Гильзы нет. Конечно, может, стреляли из револьвера, но опера сказали, калибр похож на 7,62. Из револьверов такой у нагана, но мне почему-то не верится, что такой раритет можно для серьезного дела использовать. Может, какое-то западное оружие, но мне думается, что скорее всего «ТТ» или другой автоматический пистолет. А раз так, то гильзу убийца поднял.

Задорожный еще сделал пометочку в ежедневнике.

– Это даже не стальные нервы, а просто канаты какие-то. Или он не один был. Эксперты что говорят на этот счет?

– А ничего не говорят. Нет следов, нет отпечатков. Профессионально все отработано.

– Ясно. Ладно, подождем результатов баллистики. Пуля-то всяко осталась.

Степанов только рукой махнул:

– Выстрел прямо в лоб был. Вряд ли пуля подлежит идентификации. Обычно в таких случаях они в лепешку плющатся. Но не будем опережать события.

Задорожный согласился:

– Хорошо. Давай подытожим. Значит, мы ждем результатов экспертиз, а пока я работаю со своим источником. Ты встречаешь Петрова и взаимодействуешь с милицией. Кстати, что насчет этого парня, Джема?

Степанов пожал плечами.

– Да с ним нормально все, он адекватный, эксцессов не будет. Я за ним пригляжу, у меня переночует. А завтра Петров приедет, там определимся, что делать будем.

Задорожный захлопнул ежедневник:

– Все, расходимся. И без этих историков дел невпроворот.

Степанов вышел из кабинета и пару минут постоял в коридоре, глядя в окно на внутренний дворик. День уже клонился к закату, и густая тень кралась к последнему яркому солнечному пятну на противоположной стене. Привычная суета в здании затихала, тяжелые двери открывались все реже, а в дальнем конце длинного коридора уже появились уборщицы, натирающие мокрыми тряпками старинный паркет.

Степанову нравилось это время – в такие моменты, когда ничто не отвлекало, он почти физически ощущал связь времен, проникаясь тайной энергетикой здания. Он как-то потратил целый свой выходной, детально разбираясь в запутанной истории бывшего доходного дома страхового общества «Россия». И считал себя если не специалистом в этом вопросе, то очень образованным любителем.

Но Иван Иванович в один из своих визитов в Москву быстро вернул его на землю. Во время их прогулки по центру Степанов попытался было блеснуть эрудицией и, показывая на главный фасад, смотрящий на Лубянскую площадь, начал рассказывать про щусевскую реконструкцию сороковых годов. Иван Иванович немного послушал и спросил, улыбаясь:

– А как ты думаешь, с какой целью Щусев использовал мотивы Палаццо делла Канчелерия, Дворца Папской канцелярии?

Степанов ошарашенно посмотрел на него:

– Не понимаю, о чем вы.

Иван Иванович засмеялся:

– Не переживай. Об этом вообще мало кто знает. Палаццо делла Канчелерия в Риме – очень известное здание. Его построили в четырнадцатом веке для кардинала-камерленго, это управляющий финансами и имуществом папы. И, несомненно, Щусев видел этот дворец.

Степанов немного подумал:

– Мне трудно судить. Я-то не видел. Но, допустим, вы правы, и Щусев действительно хотел передать какую-то идею.