Время мушкетов - стр. 3
Посетители жалуют в мужской монастырь не часто, особенно, если духовная обитель находится в богом забытой глуши и не является вынужденным пристанищем немного набедокуривших при дворе аристократов. Скрипучие ворота монастыря Деншон обычно открывались лишь дважды в неделю: по средам, когда монахи везли на базар выращенную их мозолистыми руками каранктузу; и по субботам, чтобы принять привезенные крестьянами дары.
Естественно, что при такой отрешенности от мирского и суетного, привратника ни на въезде, ни поблизости не было, поэтому статному, молодому дворянину на вороном коне, решившему посетить монастырь среди ночи, пришлось не только спешиться, но и долее часа оббивать медную колотушку о дубовые ворота. Мужчина уж было отчаялся и хотел вернуться в деревню, но Небеса решили вознаградить его за прилежные труды. За толстыми створками что-то закашляло, зашаркало и забрюзжало, нарушая тишину ночи то ли молитвой, то ли идущими из глубины еще не проснувшейся души проклятиями.
Заслонка смотрового окошка издала противный звук, но так и осталась на месте, ею уже давно не пользовались, поэтому никогда и не смазывали. Молодой человек чертыхнулся и приготовился к долгим, мучительным расспросам: «Кто?», «Откуда?» и «Зачем пожаловал?» Без исполнения этого изматывающего ритуала сонный монах уж точно не открыл бы ворота, если бы вообще открыл, а не заставил бы путника ждать до утра. Однако дворянин ошибся, не успел он вернуться к коню, чтобы укутаться в теплый плащ, как по ту сторону дубовой преграды послышался радующий сердце лязг. Механизм старого замка пришел в движение, и вскоре одна из двух створок немного приоткрылась.
– Тайно не женим! Ступай с миром, сын мой! – довольно внятно, хоть и причмокивая губами, изрекла высунувшаяся наружу голова дряхлого старца.
– Постой! – громко выкрикнул юноша, испугавшись, что старый монах закроет ворота, и никакие выкрики, никакие посулы и заверения уже не заставят его повторно возиться с механизмом замка. – Я не за этим приехал!
Несмотря на то, что движения поспешно бросившегося к воротам юноши были неосмотрительно резкими, монах не испугался, и его седая, плешивая голова по-прежнему забавно торчала между массивными створками ворот.
– Не смеши, юноша! А зачем же еще благородный и пылкий рыцарь, как ты, мог потревожить сон мирных монахов?! – По испещренному глубокими морщинами лицу пробежала ухмылка.
– У меня письмо для твоего настоятеля, – быстро произнес дворянин и, расстегнув верхний крючок камзола, продемонстрировал собеседнику уголок аккуратно сложенного и скрепленного печатью письма.
– От кого? – удивленно вскинул брови старик, а затем мерзко захихикал.
– Не твое дело, старый хр…! – вскипел от гнева юноша, но, спохватившись, что все же имеет дело со священнослужителем, вовремя остановился. – Проводи к настоятелю… срочно… дело казенное… велено передать лично в руки!
– Велено, так чего ж ждешь, исполняй! – прошамкал старик и, резко выкинув вперед тонкую, трясущуюся ручонку с обвисшей, полупрозрачной кожей, почти ухватился за конверт.
Рыцарь инстинктивно попятился и прикрыл рукой важное послание. Дерзкая, самоуверенная выходка так разозлила молодого гонца, что он, несмотря на духовный сан, захотел все же ударить мерзкого старика, однако его взгляд вовремя остановился на запястье монаха. Золотой браслет настоятеля едва держался на тонкой руке, казалось, полностью лишенной мышц и состоящей лишь из пожелтевшей от времени кожи да хрупкой кости.