Время легенд - стр. 21
В полной тишине мимо него проносились летучие мыши. Где-то в дебрях тёмного леса ухал филин. Стало прохладно, но Грине не хотелось уходить. Он что-то почувствовал в своей душе и стал сравнивать: суету людей, тесноту пыльных деревенских улиц, вездесущих школьников в узких школьных коридорах. Всё это было миром, чуждым тому, что окружало его в этой наполненной тайнами тишине. Осознавая её волшебную силу, Гриня одновременно понимал, что уже давно не является частью этой тишины. Что среда, проглотившая его когда-то, успела сделать его слепым и бесчувственным эгоистом. Словно впервые переживая радость встречи с чем-то близким и дорогим для себя, Гриня поймал себя на мысли, что остаётся чужим в этом мире, да и ненужным. Являясь учителем географии, он, по сути, ничему важному, исходя из того, что увидел и почувствовал здесь, научить не мог. Он просто коптил небо и вешал лапшу, одновременно протирая зад. Незаметно подкрался холод. Картина неожиданно потеряла объём, ему захотелось в тепло, туда, где было мягко и удобно. Он последний раз вдохнул полной грудью и потрусил к дому.
Проснулся Гриня уже засветло. В маленькое окошко заглядывало голубое небо, в котором плавно колыхалась пожелтевшая листва. Он лежал прямо на полу, заваленный сверху огромной кучей старых одеял, телогреек и рюкзаков. Грине стало приятно, что о нём позаботились. Он с трудом выбрался из этой мусорной ямы и, напялив на себя что-то тёплое, вышел на свежий воздух. Ощутив всеми клетками прелесть утренней свежести, Гриня поёжился от холода, смачно зевнул и поплёлся за дом, чтобы справить нужду. То, что он там увидел, сразу вернуло его к реальности.
Володька (вчерашний водитель) и его друг Пашка обдирали косулю. Руки у обоих были по локоть испачканы кровью. Володька делал надрезы острым, как бритва, ножом, а Пашка стягивал чулком светло-коричневую, похожую на замшу, шкуру. Пальцы его всё время соскальзывали, Пашка пыхтел, пыжился и ругался, как сапожник. У всех, кто был рядом, от удовольствия светились глаза. Народ предвкушал королевский завтрак. Все смотрели друг на друга счастливыми глазами и щурились от яркого утреннего солнца.
– Что ж ты, мать твою, спишь так долго. Всю охоту проспал, педагог хренов, – прошипел сквозь занятые бычком зубы Пашка. Весь его лоб тоже был вымазан кровью, а по взмыленной шее текли крупные капли пота.
– А кто её? – ещё не придя в себя от увиденного, спросил Гриня.
– Серёня. Изверг. Вон каку дыришшу заделал. Аккуратнее не мог. Всю грудину разворотил. Мучайся теперь. Все руки поиспачкал, – полушутя, полусерьёзно ворчал Пашка. Серёня, невысокий и невзрачный мужичок неопределённого возраста, стоял в сторонке и млел от удовольствия, улыбаясь своим детским лицом.
В таз уже сыпались козьи потроха, на Грининых глазах от козы осталась только маленькая головка с чёрными бусинками глаз, да тонкие изящные копытца. Немного поодаль ходили в ожидании обрезков собаки. Они показывали друг другу зубы и всё время зевали. Всё, что осталось от косули, побросали в кусты. Тут же образовалась кровавая бойня, в конце которой каждый получил то, на что имел право. Гриня был немало удивлён чёткой организацией в делёжке добычи. Одна из собак, больше всех похожая на лайку, уже таскала голову. Она подходила к собратьям и рычала на них, показывая белые длинные клыки. Проходя мимо Грини, собака недоверчиво покосилась, но, видя, что Гриня не опасен, нехотя вильнула ему хвостом и потащила голову в укромное место.