Время легенд - стр. 13
Освещая дорогу, он смотрел по сторонам, по привычке выискивая зверя.
В пути обошлось без приключений. В двенадцать, когда до места оставалось совсем немного, он остановился и заглушил машину. Ванька давно спал. Будить его было ни к чему, да и не способен был детский мозг понять важности текущего момента и тех мыслей, что одолевали Мишку. Не было ничего в жизни пацана, что могло бы так воздействовать и будоражить его детское сознание.
Ему вдруг показалось, что он застрял где-то среди звёзд, двигаясь так же, как и они, в бесконечном пространстве. По сути, так оно и было. Но под ногами его была земля, скрипел чистый нетронутый снег и где-то совсем рядом, по космическим меркам, жили люди. В кабине беззаботно спал Ванька, чья душа пока ещё была чистой и не обременённой жизненными проблемами. В Никольском, наверное, капризничал Сена, дёргал Катьку, а та, скорее всего, тоже ныла и не давала покоя матери. Там было и его место, его незримая, как у планеты орбита, сбившись с которой жизнь уже теряла смысл. Наверное, поэтому небо было чистым и искрящимся от звёзд, деревья молчали в морозной тишине, а ему думалось спокойно и легко.
На зимовье, как он и ожидал, не было ни души. Выпавший недавно снег присыпал весь мусор вокруг и накрыл старую почерневшую крышу пуховым одеялом. Как всегда, журчал ручей.
Видавшая виды чугунная печка долго не растапливалась, но потом всё же сдалась и в домике стало светло и уютно от огоньков, что проскакивали в искривлённую дверцу и мерцали на стенах и потолке. Ванька так и не проснулся. С машины слез сам и, как лунатик, проковылял в дом. Немного посидел, потом зарылся в старое сено и долго что-то бормотал себе под нос. Скорее всего, под впечатлением минувшего дня его мозг всё ещё продолжал работать.
За ночь Мишка так и не сомкнул глаз. В том, что большую часть последних лет он проводил в скитаниях, не было ничего странного. Только тайга могла сполна дать то, чего он не находил среди людей. Дело было вовсе не в добыче лесных богатств, которые хоть как-то выручали и не давали скатиться до полной нищеты. Его раздражали люди, вернее, толпа, разнузданная, захлебнувшаяся в самогоне и потерявшая последние крохи совести и страха. А спрятаться от неё можно было только среди этих бескрайних сопок, которые давно стали частью его жизни. Раздумывая в который раз над убогостью своего бытия, он не заметил, как подкралось утро. За ночь он несколько раз выходил греть машину, подбрасывал в топку дров, сготовил еды на день.
В каморке стало светлее. Сальная свечка давно погасла; ему вдруг неожиданно стало страшно. Захотелось отказаться от своей затеи, взять дробовик и уйти в сопки. Но потом он прогнал всю эту хандру, заранее зная, что никогда не простит себе такого малодушия. Да и перед Ванькой было стыдно.
Снега в лесу было немного, и подъезд оказался на редкость удобным. Кедры стояли, сгрудившись в небольшую группу, и как будто переговаривались сами с собой, тихо покачиваясь самыми макушками. Им пришлось изрядно постараться, чтобы дотянуться до солнечных лучей, скользивших по самым верхам сопок. На это ушло не меньше ста лет.
В распадке было по-сказочному тихо, немного морозило, а где-то в вершинах стучал дятел. Мишка скинул бушлат, завёл «Дружбу» и дал ей прогреться. Не хотелось нарушать тишины. Он сразу почувствовал себя вором этой нетронутости, способным сделать с природой абсолютно всё. Но тайга только смотрела на него незримыми глазами и в своём бессилии молчала. Всё живое попряталось, свернулось от страха и стыда за человека. Не обращая внимания на пасынка, он снял шапку и встал перед кедрами на колени. Глядя на них, у него возникло реальное чувство, что они всё понимают. Потом он нехотя коснулся металлической гребёнкой тела кедра, выдохнул, и на этом всё кончилось.