Время красного дракона - стр. 71
– Как бы он у меня револьвер не стибрил, – подумал Александр Николаевич, хватаясь за ведро, где лежало оружие.
– Не нужен мне твой наган, – ударил чертенок Придорогина мочалкой по щеке.
– Кто тебя знает…
– Меня хозяйка знает, Фрося. Она и повелела мне спину тебе потереть.
Чертенок окатил Придорогина холодной водой, шлепнул хлестко по заду:
– Выползай, дурень! А то совсем угореешь. Вьюшку-то не открыл, а в топке головешки чадят.
Придорогин выполз на четвереньках в предбанник, отдышался, оделся. Он добрался до крыльца дома, пошатываясь, не мог ничего понять. Значит, угорел. На крыльце Придорогин посидел минут пятнадцать, оклемался вполне. Фроська почуяла его, выглянула:
– Не можно опосля бани на ветру сидеть. Северяк-сквозник и летом коварен, застуду таит. Заходите, Сан Николаич. Я ить стол накрыла, самогончик со льда из погреба вынесла, грибки, огурчики.
Придорогин сглотнул слюну:
– А квас у тебя, Фрося, есть? Горит в нутре, пить охота.
– И квас у меня есть клюквенный.
– Угорел я, Фрося. Но баня хорошая, блаженство!
Александр Николаевич вошел в избу, выпил кринку ершистого холодного кваса, присел на лавку у стола, под разоренной, пустой божничкой. Фроська налила ему в стакан мутной, сизоватой, но крепкой самогонки, подвинула миски с грибами, огурцами, вареной картошкой, хлебом.
– Кролик в жаровне, еще не приспел, румянится в печке, – громыхнула хозяйка заслонкой о шесток.
Придорогин чувствовал себя неловко, не знал, о чем говорить, но после стакана первача чуточку осмелел.
– У нас в НКВД, Ефросинья, подозрение на тебя возникло.
– В чем же меня опять сподозрили?
– Не знаю, как и начать, подозрениев много.
– Выкладывайте, Сан Николаич.
– Ответь вот, как и где прознала ты, что Аркашка твой пулей пробит, в Ялте лечится?
– В какой-такой Ялте?
– У моря.
– Про море и пулю ведаю из ворожбы, про Ялту слышу впервой.
– Мы в колдовство и нечистые силы не верим, Фрося.
– А кто вам спину тер в бане?
– В бане я угорел, мне показалось. Лучше скажи, с кем ты держишь тайную связь?
– С бабкой, Сан Николаич.
– С какой бабкой? Которая померла?
– А с какой же еще?
– Где она скрывается? – выпил второй стакан самогону Придорогин.
– В данный момент в горнице, под кроватью.
– Я хочу видеть ее.
– Ваше хотение будет исполнено, Сан Николаич.
– Ты знаешь, кто я? Я немножко начальник НКВД.
– А я маленечко колдунья.
– С тобой не соскучишься, Фроська.
– Пейте, кушайте, – заполнила хозяйка стакан в третий раз.
– Какой у тебя интерес поить и кормить меня?
– Пропуск в тюрьму получу, передачу деду унесу. Получу право на свидание с дедом.
– Накось, выкуси! – показал Придорогин кукиш. – Милиция не продается. Твой самогон я, считай, реквизировал. Ха-ха! И не морочь мне голову. Служба информации у нас работает отлично. А передачи своему деду ты и без меня каждый день переправляешь.
– Через кого?
– Через тюремного водовоза Ахмета и расконвоированного портного Штырцкобера, – одним залихватским махом проглотил четвертый стакан самогонки начальник НКВД.
За окном промелькнула тень – схожая с Трубочистом. Снова кто-то выстрелил из ракетницы. У соседей залаял злобно хрипастый волкодав. Придорогин расстегнул кобуру, предупредил хозяйку:
– Учти, если засада, ловушка, буду стрелять по-революционному, безжалостно, промеж глаз.
– Сан Николаич, смерть вам не угрожает. Вы умрете в Челябинске.