Время красного дракона - стр. 27
Цветь шестая
Коттедж Авраамия Павловича Завенягина, расположенный на пологом прихолмье горы Магнитной, не отличался особо от соседних особняков в поселке с романтичным названием – Березки. Здесь жили иностранные специалисты, крупные руководители, начальники цехов, инженеры. Дом, выделенный для прокурора и начальника милиции, был запроектирован для жизни двух семей: с разными входами и даже разделенными садовыми участками. Прокуроро-милицейский вертеп и особняк директора завода находились поблизости и охранялись одним постовым. Охрана была бы не нужна, никто на высокое начальство не покушался, но обокрасть могли. Эпидемия воровства захлестнула страну с началом коллективизации. Государство реквизировало сначала собственность дворян, капиталистов, купцов, церковников, управленцев, интеллигенции под революционным лозунгом «Грабь награбленное!». Грабили казаков, крестьян, нэпманов. Все разделили, все дворцы заняли, все погреба обшарпали. Бежавшие от коллективизации крестьяне шли на великие стройки социализма, становились как бы рабочими. Но, ограбленные и униженные, они сами с легкостью воровали, тащили все, что лежит плохо. На стройке крали цемент и доски, гвозди и лопаты, топоры и кувалды. На заводе тащили трубы, швеллеры, бронзовые подшипники, поршни, кокс, гаечные ключи, напильники, электролампочки. В учреждениях пропадали шапки, одежда, в конторах – бумага, карандаши, пишущие машинки. Россия превратилась в страну сплошных воров. Одни крали от нищеты и голода, другие не теряли возможности стать хоть чуточку обеспеченнее. А многие приносили домой то, что не могло никогда сгодиться. Татарин Ахмет променял за стакан махорки микрометр, украденный в инструментальном цехе. А для чего взял этот микрометр старик, продававший табак? Неужели для измерения толщины своего седого волоса? Уборщица в токарном цехе стырила штангель. Нищий, похожий на Ленина, укатил с территории завода бочку солидола. Возможно, будет намазывать на хлеб вместо сливочного масла. Цыгане были самыми разумными людьми: они похищали рельсы, продавали их вместо балок для перекрытия погребов и землянок.
Правительство с каждым годом ужесточало законы. За пучок собранных на пустом поле хлебных колосков расстреливали двенадцатилетних, опухших от голода казачат и крестьянских мальчишек, почерневших баб и стариков. По деревням прокатилось одичание и людоедство. Слава богу, в городах и на стройках такой голодухи, безумия и жестокости не было. Но духовное поле человеческих отношений, нравственности не имели отличий и в городе, и в деревне.
Порошин вышел из бренчащего трамвая, направился по улочке к особняку Завенягина. День был воскресным, но отдыхать не пришлось. В НКВД выходных дней и отпусков не было уже два года. Начальство, правда, изредка позволяло себе расслабиться, отдохнуть, погулять. Но на заместителей начальника милиции это исключение не распространялось. Порошин шел в особняк директора завода не к Завенягину, а к Придорогину. Аркадий Иванович позвонил своему шефу, но его дома не оказалось. Домработница объяснила:
– Сан Николаич ушли к Авраму Палычу. Они там яблоньки садют, дерева. И прокурор Соронин тамо.
Настроение у Порошина было паршивым. Предстояло срочное вскрытие могилы, эксгумация трупа. Привыкнуть к этому невозможно. Он уже представлял, как его будет тошнить от смрада разложившегося трупа. Но такова уж работа, профессия. В то же время светилось и чувство удовлетворения: он узнал, где находится тело исчезнувшей из морга старухи. Надо было лишь получить право на арест старика Меркульева Ивана Ивановича, провести обыск и вскрыть могилу. Но Меркульев – герой Гражданской войны, орденоносец, воевал в отряде Каширина, награжден именным оружием, любимец Блюхера. У него дома в гостях бывали и секретарь горкома партии Ломинадзе, и Завенягин, и Орджоникидзе. Писатели к нему наезжали – Аркадий Гайдар, Виктор Шкловский, Николай Богданов, Лидия Сейфуллина. Однако авторитет и заслуги не избавляют человека от подчинения законам, ответственности. Деда надо было арестовать хотя бы на несколько дней, для допросов, выяснения некоторых обстоятельств.