Время красного дракона - стр. 18

– Садитесь! – указал Порошин на табурет, припомнив, что видел этого типа на базарной толкучке рядом с нищим, похожим на Ленина.

– Благодарю, Аркадий Иванович, – галантно склонил голову зэк.

– Откуда вам известно мое имя, отчество?

– О, мне известны все тайны мироздания. А фамилию, имя, отчество любого человека увидеть не так уж трудно.

– Илья, давай без фокусов, – попросил Гейнеман. Порошин подтвердил:

– Дешевые фокусы не пройдут. Я исповедую диалектический материализм. И обычно нахожу истолкования для любого загадочного или мистического явления. С моей фамилией, именем, отчеством – вообще не вижу ничего загадочного. Вы ведь побывали в нашем милицейском подвале, общались там с арестованными. И здесь, в колонии, меня могут знать многие. Шокировать меня вам не удалось. Перейдем к делу, официально. Ваша фамилия, имя, отчество? Сколько вам лет? То бишь – год рождения…

– Не знаю, как и ответить, гражданин следователь. По кличке я – Трубочист. Так уж меня называют.

– Кто вы по документам?

– По документам я – Бродягин Илья Ильич, уроженец казачьей станицы Зверинки, что под городом Курганом, на реке Тобол. Но в самом деле я просто запрограммирован под уроженца Зверинки.

– Откуда же вы в самом деле?

– Я прилетел к вам в 1917 году, с планеты Танаит.

– Откуда прилетели?

– Из далекого созвездия Лебедя. Наш корабль потерпел крушение.

– Гражданин Бродягин, об этом побеседуйте, пожалуйста, с психиатром, с учеными, с поэтами.

– Психиатры признают его нормальным, – вмешался Гейнеман.

– Хорошо, хорошо, – продолжил Порошин. – У меня к вам, гражданин Бродягин, весьма простые вопросы: с кем вы находились в камере № 2, когда были арестованы за побег из колонии?

– Со мной в камере был Ленин, Владимир Ильич. Но его отпустили, предварительно избив. Сержант ваш пинал, колотил кулачищами Ленина и кричал: «В следующий раз я с тебя шкуру сниму, Владимир Ильич!»

– Кто был еще в камере?

– Портной Штырцкобер. Но его отправили на постоянное место жительство, в тюрьму. А после Штырцкобера ко мне в камеру затолкнули женщину. Но, знаете ли, очень почтенного возраста. Нельзя ли в следующий раз – помоложе?

– Кто доставил в камеру женщину?

– Не женщину, а старушку, Евдокию Меркульеву. Ее притащила конопатая горилла в милицейской форме.

– Вот этот работник милиции? – показал Порошин фотокарточку сержанта Матафонова.

– Да, это он, – кивнул согласно допрашиваемый. – Ленина избивал и пинал он. И старушку он слегка поколотил.

– Гражданка Меркульева была живой? Она стояла на ногах? Или ее затолкнули в камеру мертвой, без сознания?

– Бабушка была живой, Аркадий Иванович.

– Как долго она была живой?

– Всю ночь. Мы с ней, можно сказать, подружились. Заинтересованно обменивались впечатлениями, обидами. И она исполнила для меня танец ведьмы. Такая дикая пляска с превращениями то в девицу, то в скелет.

– Вы с ней танцевали, плясали?

– Разумеется, я не мог отказаться от приглашения.

– Когда, как и при каких обстоятельствах она умерла, гражданин Бродягин? Правомерно ли утверждать, что гражданку Меркульеву убил сержант Матафонов?

– Сержант не убивал старушку.

– Кто-нибудь еще в камеру заходил?

– Нет, Аркадий Иванович, никто больше камеру до утра не открывал.

– Тогда, может быть, вы, Илья Ильич, помогли расстаться бабушке с драгоценной жизнью? Предположим, вам не понравилось, что она во время танца превратилась из молоденькой девицы в скелет. И вы от справедливого возмущения слегка ее придушили.