Время и боги. Дочь короля Эльфландии - стр. 91
И по-прежнему идолы молчали, и никто не мог истолковать этот сон.
И когда третья ночь опустилась на землю из Божьих чертогов, украшенная звездами, опять Нехемосу был сон. Снова снилось ему, что пролетает черная птица – и Баббулкунд темнеет, а за ней белая – и Баббулкунд сияет, но больше птиц не пролетало, и Баббулкунд исчез. И настал золотой день, и рассеялся сон, и по-прежнему оракулы молчали, и прорицатели Нехемоса не могли истолковать пророческий сон. Лишь один осмелился заговорить перед фараоном и сказал: «Черные птицы, о повелитель, это ночи, а белые птицы – это дни…», но Нехемос разгневался, встал и сразил пророка своим мечом, и душа его отлетела, и больше он не говорил о днях и ночах.
Такой сон был фараону этой ночью, а наутро мы бежали из Баббулкунда. Великий зной окутал его, и орхидеи джунглей склонили головы. Всю ночь в гареме женщины с севера громко плакали по своим горам. Город томили страх и тяжкие предчувствия. Дважды принимался Нехемос молиться Аннолиту, а народ простирался ниц перед собакой Вос. Трижды астрологи смотрели в магический кристалл, где отражалось все, что должно произойти, и трижды кристалл был чист. И когда они пришли посмотреть в четвертый раз, в нем ничего не появилось; и смолкли человеческие голоса в Баббулкунде.
Скоро путники поднялись и вновь устремились на север, оставив нас в удивлении. Зной не давал нам отдохнуть: воздух был неподвижен и душен, верблюды упрямились. Арабы сказали, что все это – предвестия песчаной бури, что скоро поднимется сильный ветер и понесет по пустыне тучи песка. Но все же после полудня мы поднялись и прошли немного, надеясь найти укрытие, а воздух, застывший в неподвижности между голой пустыней и раскаленным небом, обжигал нас.
Внезапно с юга, от Баббулкунда, налетел ветер, и песок со свистом поднялся и стал ходить огромными волнами. С яростным воем ветер закручивал в смерчи сотни песчаных барханов; высокие, словно башни, они стремились вверх и затем рушились, и слышались звуки гибели. Скоро ветер вдруг стих, вой его смолк, ужас покинул зыбкие пески, и воздух стал прохладнее; ужасная духота и мрачные предчувствия рассеялись, и верблюдам полегчало. И арабы сказали, что буря произошла, как то положено Богом с давних времен.
Солнце село, наступали сумерки, мы приближались к слиянию Унраны и Плегатаниз, но в темноте не могли различить Баббулкунда. Мы поспешили вперед, стремясь попасть в город до ночи, и подошли к самому слиянию Реки Преданий с Водами Легенд, но все же не увидели Баббулкунда. Вокруг были только песок и скалы однообразной пустыни, лишь на юге стеной стояли джунгли с тянущимися к небу орхидеями. И мы поняли, что пришли слишком поздно – злой рок восторжествовал. А над рекой на песке бесплодной пустыни сидел человек в лохмотьях и горько рыдал, закрыв лицо руками.
Так, на две тысячи тридцать втором году своего существования, на шесть тысяч пятнадцатом от Сотворения мира, пал Баббулкунд, Город Чудес, который ненавидевшие его называли городом Пса; пал за неправедное поклонение идолам, пал, и не осталось от него ни камня; но ежечасно те, кто видел его красоту, оплакивают его – и в Аравии, и в Инде, и в джунглях, и в пустыне; и, несмотря на Божий гнев, вспоминают его с неизменной любовью, и воспевают и посейчас.