Время демографических перемен. Избранные статьи - стр. 72

С этим ограничением столкнулись, в частности, разработчики демографических прогнозов для Европейского союза, в связи с чем им пришлось более обстоятельно задуматься над вопросом о масштабах и природе конвергенции и дивергенции постпереходных демографических показателей.

Хотя М. Клупт и говорит об очень больших различиях в показателях европейской рождаемости – в его примере от 1,32 в Португалии до 2,07 в Ирландии[47], на самом деле они не столь уж велики, намного меньше, например, чем были в 1950 г. (от 2,00 в Латвии до 4,56 в Боснии и Герцеговине)[48]. Даже когда размах вариации коэффициента суммарной рождаемости в странах Евросоюза достигает 0,8–0,9 ребенка на одну женщину, он не идет ни в какое сравнение с размахом вариации на глобальном уровне – 6,0–6,5 ребенка. И именно теория демографического перехода подсказывает, что во втором случае речь идет не просто о количественных различиях в числе рождений, а об абсолютном несходстве двух типов рождаемости – до- и послепереходного, свойственных им социокультурных механизмов, контролирующих прокреативную мотивацию и прокреативное поведение. В этом смысле, скажем, большинство европейцев и большинство африканцев говорят пока на совершенно разных языках, или, может быть, точнее, на языках совершенно разных культурных кодов.

Когда же речь идет о внутриевропейских различиях, то это различия внутри одного типа, большинство европейцев (как, впрочем, и жителей других постпереходных стран) живут в пространстве общих культурных кодов, определяющих прокреативное поведение, и в этом смысле говорят на одном языке. Можно долго спорить о том, почему 100 француженок имеют на 40 или 50 рождений больше, чем 100 немок. Но то, что и француженки, и немки в равной степени практикуют внутрисемейное регулирование деторождения, пользуются одними и теми же способами такого регулирования, одинаково смотрят на право родителей решать вопрос о том, сколько и когда иметь детей, и т. д., едва ли способно вызвать сомнения у кого-либо.

Остается вопрос о постпереходных количественных различиях в рождаемости. О чем они говорят: о колебаниях, о естественном статистическом разбросе в рамках однонаправленного движения или об альтернативах, о движении в разном направлении или с разными скоростями? Заметим, что этот вопрос вообще не может быть главным, когда речь идет о понимании такого глубинного социального процесса, как демографический переход. Главное в данном случае – это именно изменение типа демографического поведения, признание права на индивидуальный прокреативный выбор, а не то, каков конкретно этот выбор у тех или иных групп населения. Но коль скоро внимание все время фиксируется именно на количественных различиях, остановимся на них и мы.

Уже из рис. 1 и 2 (с. 101 и 102) видно, что дивергенция показателей рождаемости в европейских странах, постулируемая некоторыми российскими авторами, едва ли имела место в действительности. Об этом говорит и специально выполненный анализ гипотез, которые могли бы быть использованы при прогнозировании рождаемости в странах Европейского союза. Первоначальные предположения заключались в том, что сближение показателей рождаемости по мере завершения перехода характерно для всех европейских стран независимо от того, входят они в состав ЕС или нет, а также в том, что вхождение в ЕС дает дополнительный импульс такому сближению благодаря проводящейся в ЕС общей политике, направленной на всестороннюю конвергенцию стран – членов Союза. При этом отмечалось, что «идея конвергенции встроена в теорию демографического перехода»