Время библиомантов. Противостояние - стр. 42
– Заткнись! – Фридрих грубо поставил сына на место.
Закашлявшись, старая баронесса промокнула морщинистые уголки своего рта салфеткой и процедила:
– Фейт, очевидно, имеет в виду, что из Пандоры не вышло бы такой капризницы, если бы ты, мой сын, заплатив неоправданно много денег, не убедил её мать убраться из нашего дома.
Сказано это было достаточно дерзко, так что барон в первую минуту застыл с разинутым ртом, а потом схватился за бокал вина. Поспешно его опустошив, он злобно воззрился на баронессу:
– Что ты хочешь мне этим сказать, дражайшая мать?
Баронесса расплылась в сияющей улыбке, позволявшей догадываться, от кого Фейт унаследовал своё лукавство.
– Ах, эта свистушка, конечно, для всех нас невеликая потеря, даже для крошки Пандоры. Но не стоит недооценивать то обстоятельство, что твоя супруга превосходно владела искусством плести мелкие интрижки, тем самым в известной мере оказывая честь семейству Химмель. Не мы ли, Химмели, были теми, кто мог похвастаться одними из самых серьёзных заговоров в мире библиомантики? Не мы ли были теми, кто в своё время настроил против семейства Антиква все прочие семейства и благодаря этому предопределил их конец? И не семейство ли Химмель позаботилось о том, чтобы Розенкрейцы утратили право голоса в «Алом зале»?
Она часто и с удовольствием предавалась воспоминаниям о старых добрых временах, при этом клала свою трость на колени и поглаживала рукой её серебряный набалдашник.
– Интриги для нашей семьи, – продолжала баронесса, – прежде были хлебом насущным, но с той поры, как моя невестка – да изжарится она в адском пекле! – нас покинула, я не вижу более никакой нужды поддерживать эту милую традицию.
«Если бы ты только знала!..» – думала Рашель.
– Всему этому почти двести лет! – Барон сделал движение рукой, очерчивая зал.
Здесь с одной редкой вещицей всегда соседствовала другая – от сервантов с ножками в виде львиных лап и легкомысленных сервировочных столиков до гобелена весьма сомнительного вкуса.
– Твои воззрения не менее изъедены жучком, чем вся эта рухлядь. Ты предаёшься воспоминаниям, которые даже не являются твоими. И скорбишь о временах, о которых знаешь лишь понаслышке. Прости меня, мать, но ты говоришь, как старуха, – поморщился Фридрих.
Рашель размяла свою цветную капусту до мельчайших кусочков и теперь сдвигала их вилкой в крошечную кучку. Перед отцом она давно уже не испытывала никакого страха, а вот от бабки, несмотря на свои девятнадцать лет, ей всё ещё было не по себе. Слепая или нет, а Констанция некогда была библиоманткой, которой ни один из них и в подмётки не годился.
– Помимо всего прочего, – продолжал барон, в который раз прошляпивший подходящий момент для того, чтобы оставить тему в покое, – мы обсуждали воспитание Пандоры, а не твоё неодобрение того способа, каким я улаживаю дела нашего семейства.
– Ты вообще ничего не улаживаешь, дорогой, – возразила баронесса, ни на мгновение не изменяя своему любезному тону. – Ты просто сидишь сиднем, изрядно попивая винцо, придираясь к своим детям, не выказывая ни малейшего уважения своей матери и позволяешь Кантосам и Лоэнмутам попирать память наших предков.
– Академия больше не…