Время библиомантов. Книга крови - стр. 35
После того как Фурия пролезла в лагерь через отверстие между несцементированной кладкой камней и сшитыми кроличьими шкурками, она обнаружила, что брезентовые навесы здесь покрывали целые улицы. Только там, где горели костры, – во рвах, ямах, выстланных обрезками жести, и старых бочках из-под машинного масла, – навесов не было, или же в них были прорезаны дыры. Дым от множества костров не мог выйти наружу через эти отверстия, и едкий чад, от которого у Фурии першило в горле, наполнял улицы лагеря.
– Ну вот, уже начинается! – сказала петушиная книга. – Они поджаривают нас заживо.
Фурия решила пока не вытаскивать книгу из кармана камуфляжных штанов: она не знала, как чернильные поганки воспримут её вид.
За открытыми проходами девочка видела жилища, устланные одеялами и шкурами, практически все пустые. Кое-где угадывались очертания человеческих фигур, но Фурия не была уверена, что поганки, в свою очередь, замечают её.
Девочку охватило странное спокойствие: как будто дым, першивший в горле, воздействовал на её состояние духа. Возможно, Федра действительно распорядилась добавлять в пламя успокоительные вещества, делающие её подданных-варваров послушнее.
Какой-то мужчина направился к ней и, подойдя ближе, протянул Фурии руку. Он был истощён, тело покрыто иссиня-чёрными пятнами. Широко расставленные глаза были маленькими, гораздо меньше, чем у обычных людей. Челюсть, напротив, казалась намного больше. Рот был приоткрыт. Создавалось впечатление, что его лицо состояло главным образом из зубов.
Он что-то крикнул ей, она не поняла что. Между собой поганки изъяснялись с помощью странных звуков, напоминавших Фурии давно забытые блатные жаргоны, немецкий ротвельш и французское арго, которые иногда использовались в старинных романах. Слова из них Зибенштерн в изобилии рассыпал и в «Фантастико…».
Мужчина не последовал за ней, когда Фурия поспешила прочь. Вскоре её начали замечать и другие чернильные поганки, всё чаще из темноты и тумана на неё выплывали причудливые рожи. Один раз три поганки загородили ей дорогу, и она была уже готова вытянуть из кармана свою сердечную книгу и раскрыть её. Однако они неохотно расступились, как будто услышав чьё-то предупреждение. Возможно, Федра предвидела, что Фурия захочет удовлетворить своё любопытство и должным образом подготовила своих подданных?
– Прокоптят, зажарят и сожрут, – прошептала петушиная книга. – Я этого не заслужила!
Большинство обитателей лагеря носили такую же обветшавшую и чиненую-перечиненую одежду, как и сама Фурия, – трофеи с полей сражений, неоднократно заштопанные и перелатанные.
Вскоре с противоположной стороны прохода Фурия увидела кострище под открытым небом. Более двух десятков чернильных поганок самых разных возрастов собрались у огня. Они ели кроличье мясо, жаренное на шампурах, или напевали себе под нос какие-то мотивчики, попадая в ритм барабанов. Жёсткие волокна мяса между оскаленными зубами заставляли Фурию нервничать. Она слышала, как в кармане на бедре бурчит и ругается петушиная книга, но не обращала на её жалобы внимания.
Девочка обогнула ещё два костра, чтобы не встречаться с поганками, и в результате попала в некое подобие дворика. Куча пепла в его середине и отверстие в брезентовом навесе, через которое было видно ночное небо, позволяли предположить, что здесь совсем недавно тоже горел костёр. За загородками из шкур и крошащейся кладкой, окаймлявшими дворик, раздавались тихие голоса, иногда слышался свист, также уже знакомый Фурии. Возможно, это чернильные поганки, преследовавшие её, перекликались между собой.