Вредная профессия (сборник) - стр. 40
Согласитесь, за такое отношение мужчина готов в лепешку расшибиться. А уж если он сам женщину искренне любит – то и любого в лепешку расшибить.
И вот как раз с этим встала новая проблема.
Еноту в те годы не приходилось стрелять. Он, конечно, тренировался, весь забор издырявил на заднем дворе. И на охоту ходил. Но поднимать ствол на человека ему просто не было нужды. Да что там ствол – руку поднимать! Енота слишком уважали в городе. Шериф или депутат в этом смысле похож на бандита: сначала работает на славу, потом слава работает на него. Когда приходилось утихомиривать разгулявшуюся пьянь, Еноту хватало грозного окрика. Ну, и община стояла за парня горой. Если кто на Енота лез, тут же находилось до черта желающих скрутить смутьяна. Пусть и таких же пьяных, но вполне мирно настроенных. И еще, сами понимаете, когда подходит и читает нотацию депутат, едва достающий тебе до плеча… Нужно быть последней дрянью, чтобы такого обидеть. Тем более депутат всегда прав и никогда ни от кого не требует лишнего или невыполнимого. Повторяю: он справедливый был, Енот. Он и сейчас ничуть не хуже.
А потом в город сунулась на разведку мелкая сошка из банды Клэнтонов. Покрутилась тут, покрутилась там… Шериф смекнул, к чему идет дело, они с Енотом пригласили шпиона в офис и передали Клэнтонам совет держаться от города подальше. Сначала хотели вырезать совет у шпиона на заднице, но обошлись словесным внушением. Город ощетинился стволами и стал ждать налета. Клэнтоны всегда атаковали в лоб, когда знали, что готовится теплая встреча. Не просачивались втихаря, к банку поближе, а нагло заезжали по главной улице развернутым строем, пуляя по окнам и гогоча. Наверное, этим напором и объяснялись все их успехи. Шериф Эрп прищучил братцев, потому что они вконец распоясались и потеряли осторожность. Были пьяны с утра до ночи и совершенно ничего не соображали. Хвати у Клэнтонов ума понять, насколько Эрп достойный противник… их бы убил попозже какой-нибудь другой шериф.
На нас Клэнтоны наскочили, когда еще не успели окончательно пропить мозги. Мы ждали атаки месяц, но ее все не было. Следов банды в окрестностях никто не замечал. Тогда мы расслабились. Сняли караулы. Тут-то банда и подкралась. Воскресным вечером. Мы на всякий случай разрешили ношение оружия по выходным, но много ли с того толку, когда полгорода уже не отличит ствола от приклада, а посреди дороги лежит Плюх.
Надо отдать Плюху должное. Валяясь ухом на земле, он первым услышал топот копыт. Вскочил, крикнул «Тревога!», бросился к салуну, выдернул из-под крыльца винчестер – откуда только узнал! – и открыл стрельбу. Все его пули угодили в заведение мамаши Шварцкопф, но шуму он наделал преизрядно.
Клэнтонов было человек шесть или восемь, но уж точно меньше десяти. Они заорали и рванули во весь опор, стреляя по дверям и окнам салуна, чтобы не дать народу высунуться. Появились первые раненые, началась паника. Новый дом Енота стоял на главной улице, и, когда банда проезжала мимо, из-за угла показались стволы. Там прятался сам хозяин, очень спокойный, с обоими своими револьверами в руках и дробовиком на плече.
То, что половина банды сыграла бы в гроб прямо из седла, удайся Еноту его засада, я вам гарантирую.
Но случилось непредвиденное. Раздался пронзительный крик, такой громкий, что его услышал чуть ли не весь город, и на Енота из окна прыгнула его супруга. Она схватила мужа за руки, сшибла на землю и упала сверху.