Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского - стр. 50

– Вот как закончим церковь, пойдём к святителю просить благословения на её освящение. – Немного помолчал и, внимательно глядя на Варфоломея, спросил: – Скажи сам, во имя какого святого ты желал бы освятить нашу церковь?

Варфоломей тихо ответил:

– Зачем спрашиваешь о том, что сам лучше меня знаешь? Ради послушания я вопрошал тебя, не хотелось мне иметь в сем волю свою, и вот Господь не лишил меня желания сердца моего! – подошёл к брату и продолжил: – Ты, конечно, помнишь, как покойные родители наши не раз говорили, что я трижды возгласил во чреве матери во время литургии?

– Помню, – ответил Стефан. – И отец Михаил, тебя крестивший, и чудный старец, посетивший нас, говорили, что это трикратное возглашение твоё предзнаменовало, что ты будешь учеником Пресвятой Троицы.

– Посему пусть церковь наша будет посвящена пресвятому имени Живоначальной Троицы, – спокойно и уверенно сказал Варфоломей. – Это будет не наше желание, но изволение Божие. Пусть прославляется здесь имя Господне отныне и во веки веков.

– Согласен я, братец мой, – глядя на Варфоломея и улыбаясь, ответил Стефан и, вставая, добавил: – А чтоб сие исполнено было, примемся за работу.

Братья подошли к доскам и стали складывать из них дверь.

В начале июня церковь была построена, только, за неимением стекол, за которыми надо было сходить в Радонеж, окна были прикрыты деревянными щитами. Келью тоже почти закончили, за исключением окон и входной двери, которую братья ещё накануне собрали и теперь устанавливали в проём сруба. Работа подходила к концу. Варфоломей, попробовав, как закрывается дверь, немного подтесал её топором. Стефан, отойдя в сторону, посмотрел на келью и, довольный результатом, торжественно произнёс:

– Ну, всё. Стены есть, пол и крыша есть, лежанки есть, дверь поставили, теперь и жить можно.

Варфоломей, убедившись, что дверь закрывается хорошо, повернулся к Стефану:

– Жить можно, а чем зимой греться будем?

– До зимы успеем и очаг сложить, и дрова заготовить, – не отрывая взгляда от кельи, ответил Стефан.

– До зимы церковь ещё надо освятить, – напомнил Варфоломей.

Стефан повернулся к брату:

– Дело молвишь, только осталось нам стол сработать да навес над ним, затем очистить двор от мусора. Как всё сие закончим, так и пойдём на Москву просить благословения святителя на освящение церкви.

– Ещё надо собраться в дорогу, путь дальний, дорога трудная, неизвестная.

– Пойдём тропами звериными до Радонежа. У Петра переночуем, запасёмся пропитанием, а оттуда на Москву. Там уже есть добрая дорога.

– А всё-таки много мы сделали, – удовлетворённо сказал Варфоломей, глядя на церковь.

– Много, брат, много, – ответил Стефан, обводя взором поляну.

Только теперь, когда самая трудная и неотложная работа была выполнена, они как будто заново увидели всё вокруг. Густой лес окружал поляну со всех сторон. Вековые деревья широкими, мохнатыми лапами нависали над церковью и кельей, осеняя их и шумя вершинами.

Закончив намеченные работы, Стефан и Варфоломей с котомками за плечами и посохами в руках отправились в Москву. На третий день они вышли из леса на широкое поле. Солнце подвигалось к зениту. В воздухе стоял зной, дождя давно не было. Разбитая конскими копытами и повозками дорога пылила, потому братья шли по самой её кромке, задевая покрытую пылью, ещё не примятую траву. Дорожная пыль была везде – и на чёрном подряснике Стефана, и на серой холщовой рубахе Варфоломея, и на сапогах. По сторонам от дороги лежали никогда не кошенные луга, ещё зелёные, с пятнами ярких цветов. Слева луг уходил вниз по склону, скрываясь в ложбине, на краю которой стоял лиственный лес; справа луг простирался до соснового бора. Дорога поднималась на небольшой холм, взойдя на который, братья встретили путника, идущего им навстречу. Был он средних лет, коренастый, крепкого сложения. Войлочная шапка едва прикрывала копну русых волос, борода и усы аккуратно разглажены. Одет в длинную холщовую рубаху, подпоясанную бечёвкой, и такие же порты. На ногах лапти, за спиной котомка, в руке посох – обязательная принадлежность каждого странствующего.