Враждебный портной - стр. 12

Он знал, что отвязные модельеры, визажисты, кутюрье и прочая паразитирующая в этом бизнесе сволочь называют «вторым лицом» женщины ее попу. Каргин был с этим категорически не согласен. Лица, по его мнению, должны были пребывать в гармонии, согласованно дополнять друг друга. Сколько раз он видел идеальную (естественно, с его точки зрения) попу, но тут же шарахался в сторону, обогнав и рассмотрев, даже не рассмотрев, а бросив мимолетный взгляд на лицо ее обладательницы. Восхитительная попа мгновенно переставала существовать, как будто Каргин ее никогда и не видел. И наоборот – сколько умных, прекрасных, вдохновенных женских лиц странно тускнели, становились какими-то неинтересными из-за кургузых, бесформенных, рогатых, мешковатых, слишком больших или слишком маленьких, как сжатые кулачки или кроличьи мордочки, поп обладательниц этих лиц. Каргин внимательно смотрел на женщину, любовался ее лицом, восхищался ее умом, но при этом как-то гадко и упорно не забывал про ее некрасивую попу. Иногда, впрочем, эту роль с неменьшим успехом исполняли кривые или короткие ноги, родинка с торчащим волоском, видимый исключительно со спины загривок или любое другое мелкое несовершенство.

Каргин пребывал в подкрепленной многолетними наблюдениями уверенности, что истинное – нижнее, греховное – второе лицо женщины мистическим образом взаимодействует с ее верхним, какое воспевают поэты, лицом. Особенно же оно, это нижнее лицо, оживляется, когда женщина мимикой или разными обидными гримасами выражает свое отношение к мужчине, которому в данный момент предъявляет претензии, или же с кем-нибудь (за глаза) этого мужчину обсуждает. Нижнее лицо на собственный манер дополняет и углубляет эмоции и переживания верхнего лица. Можно сказать, бесстыдно развивает тему. Чего оно совершенно точно никогда не выражает, так это восхищения и уважения. Но, к сожалению, никто не видит этого, спрятанного за занавесом трусов театра.

Каргин видел «тютельку» – девушку-продавщицу, как и новую директрису (прежняя отбыла на ПМЖ то ли в Грецию, то ли в Испанию) Нелли Николаевну, второй или третий раз в жизни. Но все сотрудники магазина «Одежда» в Каланчевском тупике знали и передавали, как эстафетную палочку сменщикам, знание, что это он, Каргин – заместитель начальника департамента Министерства промышленности и торговли Российской Федерации – распорядился в свое время, чтобы эксклюзивный таможенный «конфискат» в Москве реализовался именно через их торговую точку. Нелли Николаевна, как и предыдущие директрисы, лично отбирала лучшую одежду от самых известных производителей для Каргина, которую тот официально приобретал за наличный расчет (Каргин никогда не нарушал закон), но по существенно сниженной, как и положено для невостребованного «конфиската», цене. Как она поступала с прочим «конфискатом», Каргина не интересовало. Вряд ли Нелли Николаевна чем-то сильно отличалась от прежних магазинных директрис.

Тело Каргина, влившись в костюм, как в кувшин, приняло его форму, и эта форма понравилась Каргину. Такому кувшину не стыдно было бы стоять на инкрустированном жемчугом столе падишаха.

Почему-то о падишахе (каком, в какой связи?) размышлял Каргин, выходя в Каланчевский тупик из магазина «Одежда». Этот самый падишах вдруг увиделся ему в портовой чайхане на персидском берегу Каспийского моря. Он внимательно смотрел в золотую подзорную трубу на мирно шлепающий по волнам колесный пароход из Астрахани. На таком пароходе в дореволюционные времена служил старшим механиком прадед Каргина – Дий Фадеевич Воскресенский. Какое было дело демократичному (если он пожаловал в затрапезную портовую чайхану, где отсутствовал инкрустированный жемчугом стол с подобающим – в рубинах? – кувшином) падишаху до Дия Фадеевича в морской фуражке и в белом кителе, выдававшего в тот момент на палубе жалованье матросам, Каргин мог только догадываться. Но не догадывался. Никаких не было у него идей на сей счет, за исключением дикого предположения, что здесь, возможно, не обошлось без женщины, причем женщины необычной. В этом Каргин был уверен, потому что