Врата - стр. 2
Соскэ вернулся в гостиную и сел за стол. Гостиной, собственно, она называлась только потому, что здесь принимали гостей, это был скорее кабинет, а еще точнее – семейная комната с нишей на северной стороне. В нише, как полагалось, висела картина, перед которой поставили убогую цветочную вазу бордового цвета. Над раздвижными перегородками, разделявшими комнаты, блестели два латунных крюка, лишь напоминая о традиционной картине в раме. Стоял еще здесь застекленный книжный шкаф. Но ни примечательных книг, ни красивых безделушек на его полках не было.
Соскэ выдвинул ящик стола, инкрустированный серебром, порылся, ничего не нашел и с шумом его задвинул. Затем снял с тушечницы крышку и принялся за письмо. Написал, вложил в конверт, подумал с минуту и обратился к жене:
– Послушай, какой номер дома у Саэки?
– По-моему, двадцать пять, – ответила О-Ёнэ и добавила, когда Соскэ дописывал адрес: – Что пользы от письма? Надо пойти и обстоятельно поговорить.
– Будет польза или не будет, это мы увидим. А послать надо. Не выйдет – пойду поговорю.
Жена ничего не ответила, тогда он, уже более настойчиво, проговорил:
– Ты слышала, что я сказал? По-моему, это самое лучшее.
Жена спорить не стала, вероятно, не решилась, и Соскэ с письмом направился из гостиной к выходу. Заслышав его шаги, О-Ёнэ вышла в прихожую.
– Прогуляюсь немного, – сказал Соскэ.
– Что же, приятной тебе прогулки, – улыбнулась О-Ёнэ. Спустя минут тридцать задребезжала с трудом отодвигаемая входная дверь. О-Ёнэ подумала было, что это вернулся Соскэ, оставила шитье и вышла ему навстречу. Но оказалось что пришел Короку, младший брат Соскэ, в форменной студенческой фуражке и длинной, чуть не до пят, накидке из черного сукна.
– Ну и жарища! – сказал Короку, расстегивая накидку.
– Вы тоже хороши, в теплую погоду так одеться!
– Да вот думал, солнце зайдет – станет холодно, – словно бы оправдываясь, сказал Короку, следом за невесткой проходя в столовую.
– Вы, как всегда, деятельны, – заметил он, кивнув на шитье, и уселся перед хибати. Невестка сложила шитье в угол, села напротив Короку и, слегка отодвинув чайник, принялась подбрасывать в хибати углей.
– Чай пить я не буду, так что не беспокойтесь, – сказал Короку.
– Не хотите? – как-то по-детски спросила О-Ёнэ. – А печенье хотите? – Она засмеялась.
– У вас есть печенье?
– Разумеется, нет, – честно призналась она, но тут же добавила: – Погодите, может быть, найду.
О-Ёнэ встала, отодвинула ведерко для углей и открыла шкаф.
– Ладно, не надо печенья, – сказал Короку, опасаясь, что на поиски уйдет много времени. – Скажите лучше, куда это брат подался в воскресенье?
– Он скоро придет, – ответила О-Ёнэ, продолжая рыться в шкафу. Но наконец захлопнула дверцы. – Пустое дело. Все съел ваш брат. – С этими словами О-Ёнэ вернулась к хибати.
– Ладно, вечером чем-нибудь накормите.
– Охотно. – О-Ёнэ взглянула на стенные часы. Было около четырех. «Четыре, пять, шесть», – считала О-Ёнэ, но угощение мало интересовало Короку, и он молча смотрел на невестку.
– Брат был у Саэки?
– Еще не был, но обещал пойти. С утра до вечера он на работе. Приходит до того измученный, что даже в баню пойти нет сил. Мне жаль его, я и молчу.
– Я понимаю, как он занят, но это дело не дает мне спокойно учиться.
Говоря, Короку что-то чертил в золе хибати латунными щипцами. Следя за их движением, О-Ёнэ, как бы утешая Короку, сказала: