Враг мой: Сокол для Феникса - стр. 50
– И что с того? – насторожился княжич, сохранив разор меж собой и девицей.
– Не люб он мне!
– Насмешила, – хмыкнул зло. – Когда бы это девицу смущало? Выйдешь замуж, а там… свыкнешься.
– Зачем ты так?.. – сдавленно ахнула боярышня.
– Потому что это жизнь, а вы бабы… – попытался объяснить свою ядовитость Тверд, – телом платите за внимание, тряпки, уют. От вас ни мозгов, ни поступков, ни отваги не ждут… Только делайте то, для чего вас боги мужикам дали…
– Ты жесток, – обронила убито Маришка.
– Зато правдив! – отрезал сурово. – И тебя не понимаю. Или хочешь сказать, что не желаешь хорошей жизни и готова в сарае прозябать, зато с любимым? – развёл руками от негодования.
– Я того не говорила. Я сделаю, как велел батюшка. Ему лучше знать, как мне будет правильнее по жизни и с кем, – огорошила Маришка. Тверд даже заслушался. Она… не пыталась лгать, она смирилась и принимала. – Просто… – девица замялась, – хочу, чтобы первым моим ты был.
– Что? – шарахнулся опять Тверд – спиной в стену врезался.
– Яр, – промурчала боярышня, быстро расстояние сократив. – Яр, – нежно протянула, словно смаковала его имя на языке. – Яр, – понизила голос. – Яр, – прошептала, обвивая руками за шею. – Хочу тебя… Правда хочу… Так хочу, что с ума схожу. Раз уж суждено мне быть с другим, не откажи… Коли люба я тебе, коли не противна… Покажи, как это… когда с любимым, – голос Маришки обволакивал, делая с телом нечто невиданное. Ярость в сердце, жар в паху, лава в венах… И душа воспаряла.
Как бы Тверд не гнал от себя безумные чувства, они неумолимо настигали.
Последний раз!
Сам себя убеждал, но вновь приходил в село.
Только взгляну и всё!
Но продолжал разговаривать с той, с кем не стоило даже рядом стоять!
Чуть-чуть…
В итоге уходил, когда уже вечерело…
Как бы мужской дух не был силён, он оказался слабее разумных доводов и желания плоти.
Княжич до последнего верил, что Маришка просто нравилась. Потому что одна из тех, кто ещё при его жизни младшим княжичем всегда тепло дарила, улыбки и смех.
И пусть девчонка не узнавала в нынешнем Ярополке младшего княжича Твердомира, она всё равно была собой и принимала его добротой и мягкостью.
Да возмужал, да заматерел… Богдан последние годы был ещё суровей и требовал почти невозможного. Тверду пришлось с могучими дубами сражаться. Тягать стволы исполинские. Голыми руками сражаться с лютым и крупным зверем.
Зубами и когтями сражаться за жизнь в чащобе с нечистью.
И потому из тощего отрока и жилистого парубка Тверд преобразился в высокого и крупного молодого мужчину. В воина. Охотника.
На лице его теперь были борода и усы. Пусть не такие густые и богатые как у Радомира, но всё же это следы мужественности и взрослости.
Волосы до плеч тяжёлыми светлыми прядями вились. Лишь по возвращению в хижину лесную княжич их подбирал на манер учителя, тугой веревкой на затылке стягивая, дабы не мешались. А в село, к Маришке являлся с распущенными – верёвку по голове оплетая, как местные.
– Маришка, – попытался невнятно образумить боярышню, но она не позволила, руку к губам его приложила:
– Нынче гости пожаловали важные. Батюшка будет очень занят. Нянька тоже… И Алёнке не до меня, – прижалась хрупким станом в потёмках хоромины, обвила пряным запахом, теплом.
Ещё что-то хотел было сказать Тверд, как подняла она на него свои глаза, обласкивая взглядом, и младший княжич уже был в силках дурмана.