Враг мой любимый - стр. 7
Заключенная голову к плечу склонила и взгляд не отводит глядит прямо в душу. Кажется, все голоса вокруг стихли и корабль качать перестало на волнах.
Смотрю на нее и млею. Курносый маленький нос и рот сердечком. Губы алые, сочные, подбородок острый. И брови соболиные, как нарисованные кистью художника. Оторваться не могу…Вовремя опомнился. Отрезвили арестантский тулуп и волосатая рука конвоира, которая хрустела под моими пальцами. Синие глаза девчонки на мгновение вспыхнули…Но тут же погасли, а затем в них сверкнул вызов. Ни тени страха. Вызов и ненависть. Упрямая, несгибаемая ненависть. А я смотрел и не мог оторвать взгляд, жадно пожирал, впитывал ее образ. Мне казалось, что даже если я зажмурюсь у меня все равно будет резать глаза. И плевать на арестантские тряпки она в них выглядела ничуть не хуже, чем некоторые в шелках и кружевах. Кожа невероятная белая, прозрачная, как у фарфоровых статуэток. Сам не понял почему в горле пересохло возникло непреодолимое желание стереть кровь с ее острого подбородка.
Конвоир причитал, пытаясь высвободить руку от моей хватки:
– Беспредел, Ваше Сиятельство, совсем оборзели. Велите выпороть зачинщицу!
Я резко обернулся к нему, его срывающийся «на петуха» голос раздражал, как карканье охрипшей вороны. Он мне мешал…мешал наслаждаться.
– Да пусть хоть голые ходят тебе то что. Захворают, передохнут меньше народа – больше кислорода. Трупы на корм рыбам и пайка увеличится. А надо будет и выпорем, – я обвел заключенных взглядом, – разговоры прекратили и выполняем приказ. Здесь свои законы – любое неповиновение приравнивается к бунту, а за бунт немедленная казнь. Всем понятно? Есть вопросы? Нет? Вот и отлично!
– Глянь как засмотрелся, его Высокоблагородие на Катьку нашу, – сказал кто-то из заключенных, а остальные тихо захихикали.
– Какой грозный начальник…Страшно-то как. – выкрикнула женщина в коричневом платке, слегка полноватая на вид лет пятидесяти, с испещрёнными фиолетовыми жилками лицом, и усмехнулась.
Мгновение и я уже склонил ее над бортом головой вниз. Она истошно заверещала.
– Вода ледяная хочешь окунуться?
– Не надо!
Услышал голос совсем рядом и резко обернулся. Золотоволосая схватила меня за локоть, но я тут же смирил ее гневным взглядом. Сначала на ее руку, потом на лицо, и она разжала пальцы.
– Она…не в себе. Ее дочь умерла недавно от тифа. Пощадите, господин офицер! Она будет молчать. Обещаю.
Отпустил бабу, оттолкнул в сторону и снова повернулся к девчонке – смотрит все так же исподлобья, а ветер треплет ее волосы, бросает в лицо. Я сглотнул, не спуская глаз с девчонки и оттолкнул конвоира пятерней за физиономию, когда он было сунулся к нам.
– Голову прикрой и давай пшла за всеми! – голос самому себе показался чужим.
Она не сдвинулась с места. Потом опустила взгляд вниз, и я следом за ней, носок моего сапога придавил серый платок к блестящей от дождя палубе. Я резко наклонился, поднял его, отряхнул и бросил ей.
– Давай, пошла!
Девчонка ловко повязала платок на голове и поднялась вверх по трапу. Я невольно проводил ее взглядом. Казалось, что на ней не было грубого мешковатого платья и стоптанных арестантских башмаков, такой легкой была ее походка. Почувствовал, как спина покрылась бусинками пота, несмотря на прохладу. Об инциденте уже все забыли, заключенные успели подняться по трапу и за ними медленно, лениво поднимались конвоиры.