Возвышение Рима. Создание Великой Империи - стр. 5
К счастью, несколько писем Цицерона к Варрону оказались неподвластными разрушительному действию времени. В одном из писем Цицерон убеждал Варрона «жужжать»: «Однако у меня появляется надежда, что твой приезд приближается. О, если б он был для меня утешением! Впрочем, меня тяготят столь многочисленные и такие тяжелые обстоятельства, что нужно быть самым большим глупцом, чтобы надеяться на какое-нибудь облегчение».
Говоря о «тяжелых обстоятельствах», Цицерон имел в виду положение римской правящей элиты во время гражданской войны. Те, кто занимал высокие должности, часто подвергались опасности быть убитыми или искалеченными. Они с тревогой задавали себе вопрос, как им следует поступать в то время, когда единственная в Древнем мире сверхдержава – Римская республика – за границей показала свое могущество, а у себя дома оказалась близка к полному разрушению?
Большинство очевидцев того времени считало, что полоса неудач началась приблизительно столетие назад. Завоевание Римом Греции и значительной части Ближнего Востока привело к наплыву в страну большого количества золота, не говоря уже о «человеческом золоте» – огромной массе рабов. Рим захлебнулся в богатстве и стал, по сути дела, столицей всего обитаемого мира. Город превратился в крупный мегаполис, где смешались различные культуры. Его население превысило один миллион человек.
Такое положение стало непредвиденным следствием завоеваний Рима и создания империи. Наверное не является случайным и то, что приблизительно в это же время началось серьезное исследование римской древности. В то время, когда Варрон и Цицерон достигли зрелого возраста, некогда стойкие, социально ответственные, находчивые и скромные римляне уже разложились под влиянием отрицательных восточных качеств – жадности, стремления к роскоши и сексуальной распущенности. Городская система управления исправно работала в течение многих столетий. Собрание граждан, утверждающих законы, уравновешивало небольшое правящее сословие римской знати. Однако для успешной работы такой системы особую важность имела способность к компромиссу и к разумной достаточности. Теперь римляне утратили эту способность.
Кризис назрел, когда Цицерон был еще молодым человеком. В 82 году кровопролитная гражданская война, которая с небольшими перерывами велась в республике в течение пятидесяти лет, достигла своего первого ужасного апогея. Войскам было запрещено входить в Рим, однако мстительный и честолюбивый военачальник, Луций Корнелий Сулла, создал и возглавил в городе армию из римских граждан, с помощью которой он устроил резню своих противников.
Высшее общество со страхом ожидало решения того, кто же должен стать жертвой. Наконец, один из молодых людей отважился спросить в сенате у Суллы.
«Ведь мы просим у тебя, – сказал он, – не избавления от кары для тех, кого ты решил уничтожить, но избавления от неизвестности для тех, кого ты решил оставить в живых».
«Я еще не решил, кого простить».
«Ну так объяви, кого ты решил покарать».
Сулла взял слово и приказал, чтобы время от времени на центральной площади Рима – Форуме – выставляли побеленные доски, на которых писали имена тех, кто должен был умереть. Никаких показательных казней не было. Казнить мог каждый, кто того пожелает. После того как он приносил отрубленную голову казненного, ему выплачивали за это значительное вознаграждение. Все имущество казненных подлежало конфискации. Этот процесс назвали проскрипцией (от латинского