Возвращение - стр. 21

– Я, пожалуй, останусь ненадолго, – сообщила она. Я хотела запротестовать, но она широко улыбнулась и подала ключи на пальце. – А вы поезжайте, – сказала она с самым пьяным видом. – Меня подвезут. – Она кивнула на красноволосого парня.

Это было рискованно и безрассудно, но сейчас я спорить не собиралась. Клуб оказался дразнящим, ошеломляющим – и соблазняющим. Джеймс взял ключи и повел меня к выходу. В дверях я услышала голос Адама:

– Всего хорошего, Слоун.

Я обернулась и помахала, потому что он все-таки не придурок и не пошляк.

– Тебе тоже.

Я вышла за Джеймсом, то и дело хватаясь за него, когда мы пробирались через плотную толпу рвавшейся в клуб молодежи. Вдохнув прохладного ночного воздуха, я оглянулась на клуб – и по спине пробежала дрожь. Я не говорила Адаму своего имени.

На складе было тихо, когда мы вошли. Движения, шаги и даже дыхание казались слишком громкими. Дверь Лейси была закрыта. Гудели лампы под потолком. Мы едва успели войти к себе, когда рука Джеймса скользнула по моему бедру, заставляя раздвинуть ноги, но я схватила его за рубашку и притянула к себе.

Будто изголодавшись друг по другу, мы слились в поцелуе. Джеймс прижал меня спиной к двери, заблокировав ее. Мы переспали всего раз – из того, что я помнила, – и меня палило желание. Я стащила с него рубашку через голову, моя футболка затрещала, когда он смял ткань в кулаке, но не разорвалась окончательно. Джеймс зарычал, и мы двинулись к кровати. Я толкнула на нее Джеймса и села сверху, забыв обо всем, кроме нас. Слои одежды словно испарялись с наших тел, и вот уже я чувствовала его горячую кожу, шептала его имя, он перекатывался в кровати, и я оказалась под ним; он тяжелый, и это прекрасно. Джеймс потянулся к брюкам, лежащим на полу в куче одежды, и тут я почувствовала что-то под спиной. Наверное, сбилась простыня. Но рука нащупала сложенный листок.

Джеймс достал из бумажника презерватив, но заметил, что я что-то разворачиваю.

– Что там? – спросил он хрипло.

– Не знаю, – ответила я, едва сдерживая панику. Джеймс немного отодвинулся, и я развернула листок, уже видя сквозь тонкую бумагу, что на нем что-то написано. Прекрасным почерком Лейси было выведено единственное слово, которое ничего для меня не значило, но когда я его прочла, дыхание отчего-то сбилось.

– Слоун? – Голос Джеймса прозвучал откуда-то издалека. Я уронила листок. Грудь теснило горе, которого я не могла понять. Джеймс поднял записку, прочел, отбросил в сторону и взял меня за плечи: – Это от кого?

Полными страха глазами я перехватила его взгляд, дрожа всем телом.

– От Лейси.

В голове крутилось: «Миллер. Мой Миллер», но я не знала, что это значит.

Джеймс выругался, спрыгнув с кровати и натягивая брюки. Он бросил мне свою футболку и выскочил за дверь, босиком побежав по коридору. Я натянула футболку и побежала за ним.

Почему Лейси это написала, для чего положила нам в кровать? О Господи! Я побежала быстрее. Где Лейси?

Я поравнялась с Джеймсом у ее комнаты. Мы ворвались, не постучав, и остановились посередине. Джеймс водил рукой в воздухе в поисках шнура, чтобы включить свет.

– Что случилось?

Обернувшись, я увидела Каса с фонариком: припухшее от сна лицо, измятая одежда, однако сна ни в одном глазу – будто всю ночь ждал хендлеров. Загорелась лампочка, и в сердце вернулась надежда: в комнате никого нет, кровать пуста. Лейси ушла.